30 сентября 1955 года трагически погиб великий Джеймс Дин, когда его спортивный Porsche Spyder столкнулся лоб в лоб с машиной 23-летнего студента. bit.ua публикует перевод воспоминаний режиссера "Бунтаря без причины" Николаса Рэя о талантливом и удивительном актере, которого он знал.

Известный американский режиссер Николас Рэй в своем эссе “James Dean: The Actor as a Young Man” создал выразительный портрет Джеймса Дина, который имеет важное значение для понимания короткой жизни и карьеры этого молодого актера. Впервые текст, написанный совместно с критиком журнала “Sight & Sound” Гэвином Ламбертом, был опубликован под названием “From Rebel—The Life Story of a Film” в Daily Variety 31 октября 1956 года.

В последний раз я видел Джеймса Дина, когда он без приглашения приехал в мой дом в Голливуде. На часах было около трех утра. В тот вечер мы встретились за ужином, в течение нескольких часов говорили о разных вещах и планах. Он снова появился на пороге моего дома, потому что Элизабет Тэйлор дала ему сиамского кота. И он хотел взять у меня книгу о котах, прежде чем отправиться домой.

Впервые я встретил Джеймса Дина в моем офисе на студии Warner Bros. Это произошло сразу после начала подготовки к съемкам фильма “Бунтарь без причины”. Я не знал причину его появления. Я не знал, что он уже слышал. Он пробыл в комнате меньше минуты, а я подумал, что он похож на кота. Возможно, на сиамского. В таком случае ты можешь только выжидать. Он подойдет поближе, обойдет вокруг тебя и обнюхает. Если ты ему не понравишься, он снова уйдет, если же понравишься – останется.

ОН ПРОБЫЛ В КОМНАТЕ МЕНЬШЕ МИНУТЫ, А Я ПОДУМАЛ, ЧТО ОН ПОХОЖ НА КОТА. ВОЗМОЖНО, НА СИАМСКОГО.

Мы узнали друг друга ближе и стали друзьями во время совместной работы над фильмом. Это еще одно совпадение. После просмотра “Бунтаря без причины” многие проводили параллели между Джеймсом Дином и главным героем Джимом Старком и отождествляли их. Эти письма были выражением симпатии к тому, кто символизировал желания и сомнения целого поколения. Это было выражение личной утраты.

В этих письмах Джим и Джеймс были одним человеком. В жизни он был одновременно и похож, и не похож на своего персонажа. Джеймс смог понять этого героя благодаря тому, что Джим, как и сам Джеймс, активно искал ответ, возможность спастись от окружающего мира. По трагической иронии для Джеймса Дина это спасение оказалось полным и абсолютным. О нем вспоминают через его героя, чье спасение оказалось именно таким, о каком тот всегда мечтал – полная реализация.

Он держал револьвер Colt .45 в своей гримерке в студии. Он там и жил. Когда в 22 года он вернулся в Голливуд для съемок в фильме “К востоку от рая”, то не собирался привязываться к месту. Он приехал работать и хотел остаться собой. На территории студии он нашел укрытие из стали и бетона. По ночам он мог в одиночестве находиться в этом королевстве. Возможно, револьвер был символом самозащиты и предостережением для всех остальных.

Он ездил на мотоцикле. Джеймс мог днями не бриться. Он предпочитал удобную, но неряшливую одежду. Зачастую это принимали за проявление бунтарства. Но это не совсем так. Во-первых, это экономило время, а Джеймс ненавидел ненужные траты. (Это также была экономия денег. Футболка и джинсы для работы, которые позже принимали за манерность, были отличной привычкой, которая сокращала расходы на прачечную). По этой же причине он мог отказаться и от бритья – у него было много других важных дел.

Как и в случае с револьвером, подобные привычки были самозащитой. Если ты ездишь на мотоцикле, ты ездишь сам. Ночевки в гримерке обеспечивают тебе полное одиночество. Джеймс мог уйти, но никто не мог войти внутрь. Он избегал общественных норм и обычаев, ведь они предполагали появление маски. Он же хотел быть собой. “Для актера быть хорошим парнем – вредно. Когда я впервые оказался в Голливуде, все были со мной вежливыми. Все думали, что я хороший человек. И мне казалось это замечательным. Но я решил не оставаться таковым. Тогда людям пришлось уважать меня за мою работу”, – как-то отметил он.

После окончания съемок “К востоку от рая” Джеймс обнаружил пропажу револьвера. Кто-то без объяснения забрал его. Джеймс был в бешенстве. Но это было только начало. Через несколько дней на студии сказали, что он больше не может ночевать в гримерке. (Прежде всего, это нарушало правила безопасности, а на студии уже было несколько катастрофических пожаров). Он отказывался в это верить до момента, пока его не пустили внутрь еще на входе.

ОН ДЕРЖАЛ РЕВОЛЬВЕР COLT .45 В СВОЕЙ ГРИМЕРКЕ В СТУДИИ. ОН ТАМ И ЖИЛ.

Тогда я впервые понял некоторые из его потребностей. Подобно коту Джеймс нашел свой любимый уголок. А потом ему запретили там находиться. Это был серьезный удар по гордости.

Впервые я услышал упоминание имени Джеймса тем, кто его знал, несколькими неделями ранее. Элиа Казан снимал в тот день и разгневанный пришел поздно домой. Когда у него спросили, что случилось, он что-то ответил о Джеймсе Дине. Мальчишка был “невыносимым”…

Когда я переехал в офис на студии и присоединился к Казану, Джеймс пришел и спросил, над какой историей я работал. Я рассказал ему идею и ее реализацию. Казалось, он был заинтересован, но много не говорил. Через несколько дней он привел молодого темноволосого парня. Это был Перри Лопез, с которым Джеймс познакомился в Нью-Йорке. Лопез жил на Лексингтон-авеню и мог дать мне информацию. После нескольких подобных случаев я решил, что он должен сыграть Джима Старка.

Решение также должен был принять и Джеймс. И дело было не только в том, понравилась ли ему эта роль. После инцидента на Warner Bros. ни Джеймс, ни студия не были уверены, что он когда-либо снимется там в фильме. Даже несмотря на контракт. Кроме того, после успеха “К востоку от рая” агенты и доброжелатели активно раздавали ему советы. Они говорили, что будет глупо появиться в фильме, в основе которого нет бестселлера, сценарий к нему не пишет писатель с гонораром в $3 тыс. в неделю, а режиссурой занимается не Элиа Казан, Джордж Стивенс, Джон Хьюстон или Уильям Уайлер. Он всерьез не воспринимал подобные советы.

Однажды мы обсуждали с Шелли Уинтерс актерскую игру и шоу-бизнес. Джеймс сказал, что сам может о себе позаботиться. Подобное отношение проявлялось и в работе. За свою короткую карьеру он заработал репутацию “несносного”. Его ждал успех на Бродвее – он участвовал в постановке “Имморалиста” Андре Жида. Однако во время репетиций Джеймс повздорил с режиссером и ради мести оповестили о своем увольнении в день премьеры. Он также конфликтовал с Казаном во время съемок “К востоку от рая”, однако сохранял уважение к нему.

Было не так много режиссеров, с которыми Джеймс мог когда-либо поработать. Сотрудничество с ним предполагало исследование его характера и попытку понять его. Без этого его артистические данные исчезали. Он отступал, был не в духе. Джеймс всегда хотел сделать фильм, в который мог бы сам поверить, но для него это всегда было непросто. Между убеждениями и действиями всегда была преграда в виде его глубокой неуверенности. Разочарованный, неудовлетворенный – он напоминал ребенка, который уходит в свое укромное местечко и отказывается говорить. Его радовали новые развлечение, он хотел больше, всего и сразу.

По воскресеньям я приглашал нескольких людей, мы играли музыку, пели и разговаривали. Для нас с Джеймсом это было своего рода исследование. Понравятся ли ему мои друзья, послужит ли их компания для него вдохновением – нам предстояло это узнать. Он ко всем относился с одинаковым любопытством.

В декабре Джеймс отправился в Нью-Йорк. Перед Рождеством я тоже поехал туда для встречи с актерами. Я побывал в его квартире. Он сохранил ее за собой еще со времен переезда в Голливуд и больше в этом городе нигде не жил. Квартира находилась на пятом этаже, в доме не было лифта.

Был вечер – единственный свет в помещении исходил от камина. Джеймс включил фонограф, сменяя пластинку за пластинкой – музыка африканских племен, кубинские песни, классический джаз, Джек Тигарден, Дейв Брубек, Гайдн, Берлиоз… У него было много книг о корриде. На столе лежали “Матадор” Луиса Риверы и “Смерть после полудня” Эрнеста Хемингуэя.

В Нью-Йорке я познакомил Джеймса со своим сыном Тони. Мне хотелось узнать, найдут ли они общий язык, хотелось увидеть Джеймса глазами его же поколения. Позже Тони сказал, что видел его несколько раз на вечеринках, где собирались молодые актеры и актрисы.

У него могло резко измениться настроение. Депрессия исчезала так же быстро, как и появлялась. Однажды ее вылечил поход на фильм Жака Тати “Праздничный день”, в другой раз это был зонтик. В один из дождливых и серых дней в Нью-Йорке Джеймс решил купить зонтик. Они продавались в каждом магазине, но он не мог выбрать. И доверил это Тони. Он выбрал самый обычный за $3. Но Джеймс вел себя так, будто искал этот зонтик всю жизнь.

ОН БЫЛ ОСМОТРИТЕЛЬНЫМ, ЕГО БЫЛО СЛОЖНО ПОЙМАТЬ.

Его подарок для меня был значительным. Друг хотел провести прослушивание для Actors Studio, и Джеймс предложил стать режиссером сцены. Он выбрал сказку – это была битва между маленькой принцессой и лисицей. Почти сразу он сосредоточился на последней. Было понятно, что он очень хотел сыграть лисицу. Джеймс по-своему использовал знания о животных. Он не имитировал. Казалось, будто хитрость, красота и опасность этого животного проникла в его тело. Он был лисицей.

Он был осмотрительным, его было сложно поймать. В представлении многих их взаимоотношения с Джеймсом были сложными. Для него же все было просто и, возможно, не так важно. Он все также же был полон решимости не любить и не быть объектом любви. Что-то новое или прекрасное могло его полностью поглотить или захватить, но Джеймс никогда не предавал себя.

Зависимость была исключена, ведь она была потенциальным источником боли. А Джеймс был не готов к риску, которые несли в себе человеческие отношения. Безопаснее быть лисицей или любить ее. Он перевоплощался в других людей со страстью и облегчением. Это была большая часть его актерского таланта.

После визита в Нью-Йорк я подумал, что драма его жизни состояла в желании и страхе кому-то принадлежать. Как и в случае с его героем Джимом Старком. Это был конфликт неистового стремления и недоверия, который сформировался еще в раннем возрасте. Ранняя смерть матери привела к годам, когда ему не хватало настоящего контакта с родителями. Очень скоро он узнал о трудностях, которые влекут за собой надежда и любовь, которую некому отдать, а также о следующем за ней одиночестве.

Каждый день Джеймс бросал себя в этот мир подобно голодной собаке, которая внезапно нашла еду. Сила его желаний и страхов могла временами делать его заносчивым и эгоцентричным, но за всем этим скрывалась невероятная уязвимость. Возможно, когда он был безжалостным и неверным, он считал, что так сводит старые счеты. Любовь, которую он отвергал, была чувством, которое однажды у него было, но так и не нашло ответа.

Кажется, Джеймса интересовало все подряд. Однажды ему так понравился попугай в ресторане, что он изучал поведение птицы в течение часа. В искусстве это называют “важной деталью”. Вся его жизнь была такой деталью. Вечером перед моим возвращением в Голливуд мы встретились за ужином.

К этому времени я чувствовал, что он мне доверял. Я чувствовал, что он хотел сниматься в фильме. Но были другие трудности – ситуация на студии и возражения тех, кто только находился в начале пути к успеху. Я уже знал, чего я хочу от этой истории, хотя у меня было всего 30 страниц сценария.

Джеймс был беспокойным, будто у него возникла какая-то необычная проблема. Тогда он сказал, что у него завелись площицы и спросил, что делать в таком случае. Я отвел его в аптеку. На улице он поблагодарил меня за помощь. “Я хочу участвовать в твоем фильме, но не говори им об этом”, – добавил он. Я сказал, что доволен. На этом мы пожали руки и разошлись.

Автор: Юлиана Охотник