James Dean. A Biography, Val Holley, 1995

Перевод: Наталия Николаева для james-dean.ru

Глава 6.    Манхэттен

Роман Джеймса Дина с Манхэттеном был неизбежен. «Джимми был индивидуалистом, оригиналом и любой, кто сталкивался с ним, чувствовал это», – отмечала его подруга Кристин Уайт. Эта индивидуальность могла полностью расцвести только после того, как он окунулся в абсолютную свободу, которую мог даровать только Нью-Йорк. В те послевоенные годы творческие силы многих видов искусства – живописи, балета, джаза – были сосредоточены в Нью-Йорке, и люди искусства чувствовали, что получают такую же подпитку, какую давал Париж предыдущим  поколениям. Как отметил эссеист И.Б. Уайт, способность к творчеству зависит от отсутствия отвлекающих моментов, а обширность Манхэттена позволяет изумительное уединение.

В 1949 году поезд «Денвер Зефир» привез Дина на соревнование Национальной лиги ораторского искусства, это событие позволило ему далеко продвинуться от ограниченного жизненного опыта Индианы. Теперь, спустя два года, экспресс 20th Century Limited доставил его в Нью-Йорк на свидание с судьбой, потому что здесь завершится становление его личности. В чем-то он был, бесспорно, прирожденным сельским парнем, но он родился, чтобы приходить и уходить, когда ему вздумается, спать, когда и где ему хочется, без оглядки на то, что подумает сосед, тетушка или священник.

У Дина был при себе список знакомых Роджерса Брэкетта, а в нем – имя лучшего друга Брэкетта, композитора Алека Уайлдера, который жил в прославленном отеле «Алгонкин»  на Западной 44-й улице. Дин придумал – или, возможно, это посоветовал ему Брэкетт – необычный  способ представиться Уайлдеру. Обыгрывая полюбившуюся ему книгу Антуана де Сент-Экзюпери, Дин позвонил Уайлдеру сразу по приезде, и проворковал: «Привет, мистер Уайлдер, это Маленький принц».

«Алеку было достаточно того, что Дин был центром жизни Брэкетта, чтобы проявить крайнюю щедрость и готовность помочь, – объяснял близкий друг и коллега Уайлдера, Джеймс Махер. Когда Дин позвонил, Уайлдер пригласил его прямо в столовую «Алгонкина». «Он съел обильный и дорогой завтрак, и начал выдумывать истории о себе, – вспоминал Уайлдер. – Это было забавно в своем роде. Немедленно начал рассказывать мне – не помню, что это было – какую-то безумную историю о пожаре в Чикаго».

После завтрака Уайлдер помог Дину снять комнату в более скромной гостинице «Ирокез» в нескольких шагах к востоку. Но Дин проводил большую часть времени в «Алгонкине». Махер рассказывает: «Алек оказал Дину большую услугу, приведя его в свой личный мир, то есть представив его кругу людей «Алгонкина» – коридорным, портье, консьержу, официантам. Это было огромное везение для молодого парня, который попал в Нью-Йорк, не зная ничего и никого.

Коридорные знали, что Алек заботится о Дине и, бывало, сидели и разговаривали с ним на скамейке напротив стойки регистрации. Хорошо было иметь компанию таких друзей – настоящая семья Алека – то есть это было больше, чем просто дать приют. Дин, чужой, попал прямо в гнездо благодаря Роджерсу и Алеку».

Брэкетт также оказал Дину большую услугу, прислав его к Уайлдеру. Уайлдер, постоянный адресат панегириков и чествований, после смерти получил похвалу Уитни Баллиетт из журнала «Нью-Йоркер». Споря с утверждением джазовой пианистки Мэриан Мак Партленд о том, что «величайший» и «самый долговечный» дар Уайлдера заключался в его музыке, Баллиетт писала: «Пожалуй, величайшим даром Уайлдера была его сложная, блестящая, резонирующая личность. Посмотрите, какая пустота осталась после его ухода». Уайлдер щедро делился богатством своей личности с Дином. Драматург Арнольд Сандгаард говорит, что забота Уайлдера о Дине была лишь одним примером в череде многих отношений в духе наставника-дяди, которые связывали его с такими же талантливыми юношами на протяжении многих лет. Они видели в Алеке подобие старшего респектабельного главы семейства, к которому они могли обратиться за поддержкой и советом, и ни то, ни другое у Алека не заставляло себя ждать».

Дин показался Уайлдеру интересным. «Он был маленького роста, сильный физически, со зрением, слабым до такой степени, что ему были нужны очки, веселый, наивный, мастер на проделки, и скорее всего не читатель, – писал Уайлдер два десятилетия спустя. – Он был из бедной фермерской семьи, денег у него не было, но он был одержим желанием играть. С очень мужественными манерами, но гомосексуал. До [«Посмотрите на ягуара»] он был приятным спутником, веселый шумный малыш».

Хотя Дин оставил гостиницу «Ирокез» и переехал в номера YMCA (Young Men’s Christian Association, Ассоциации христианской молодежи) на 63-й улице, чтобы сэкономить деньги, он продолжал ошиваться в «Алгонкине». Иногда он сидел в лобби вместе с Уайлдером и развлекал его, изображая общих знакомых. «Он болтался без дела, чаще всего сидел на скамейке коридорных в «Алгонкине», – писал Уайлдер. – Примерно в это время он купил себе блокфлейту. Я писал для него коротенькие мелодии, и он звонил мне и пытался играть их мне по телефону».

В этот ранний период, когда распорядок дня был свободным, Дин приобрел множество необычно разнообразных друзей. Одним из них был Ричард Гирин, родом из Массачусетса[1]. «Я только вернулся из Кореи, когда Джимми приехал в Нью-Йорк, – рассказывал Гирин. – Я работал на полставки в автобусной компании «Грейхаунд». Он приходил на конечную остановку на 50-й улице с охапкой книг – Хемингуэй и другие.

Он жил со мной, время от времени в течение года, когда в YMCA не было номеров на какую-то ночь. Моя квартира была на пересечении 110-й и Амстердам-авеню. У меня там бывали и другие соседи по комнате. Позднее это здание снесли».

«Бар Джерри» на пересечении 53-й улицы и Шестой авеню был одним из самых ранних пристанищ Дина в Нью-Йорке. Джерри Луччи взял меня и Дина под крыло, – говорил Гирин. – Он бесплатно кормил нас, когда требовалось. Он говорил, чтобы мы взяли спагетти в холодильнике и не беспокоились об этом. Но Джимми хорошо готовил. Джерри научил его готовить спагетти».

Дин однажды сказал, что в первые недели в Нью-Йорке так боялся, что почти ничего не мог делать, кроме как ходить в кино. Ричард Гирин подтверждает этот факт. «Вы знаете, какой у Джимми был любимый фильм? – спросил он. – «Место под солнцем». Он взял меня с собой на этот фильм, и мы смотрели его с восьми утра до двух ночи». Фильм, который Дин наверняка не пропустил – это «Примкнутые штыки», первый фильм, в котором он снимался. «Гала-премьера для публики» состоялась 20 ноября в кинотеатре «Риволи» на пересечении Бродвея и 49-й улицы. Второй фильм Дина – «Берегись, моряк!» – начал прокат в Нью-Йорке в кинотеатре «Мэйфлауэр», расположенном в двух кварталах, 31 января 1952 года.

В первые недели на Манхэттене Дин написал оптимистичное письмо Джеймсу ДеУирду на бланке YMCA. Он сообщал, что возможности, которые дает город, уже проявляются для него странным и поразительным образом. Больше всего ему нравится кататься на коньках в Рокфеллеровском центре. Непредвиденные расходы, например, на новые очки и новое пальто, быстрее, чем он рассчитывал, уменьшали сумму, одолженную им у ДеУирда и других людей. Но его ободряли благоприятные знаки на карьерном горизонте: у него был плотный график прослушиваний, и два агента уже уделяли ему повышенное внимание. Хотя он чувствовал, что нужно бежать за поездом, чтобы поставить ногу на подножку, его успокаивало, что он достаточно молод, чтобы выдержать такую нагрузку.

Была и печальная сторона жизни Дина в Нью-Йорке, которая стала сразу очевидной для Луи Фонтана, мастера в парикмахерской гостиницы «Ирокез». «Джимми и актер Пол Бёрк жили на одном этаже, – рассказывал Фонтана, – Бёрк прислал его вниз ко мне, когда ему была нужна стрижка для прослушивания. У него не было денег, он заплатил мне позже. Он был в подавленном настроении и мало говорил. Бывало, он сидел на ступеньках парикмахерской, злой, потому что не мог заплатить за комнату или купить чего-то съестного. В ту зиму у него не было работы, и часто он оказывался совершенно без денег и его собирались выселить из гостиницы. Я сказал администрации: «Не выгоняйте его. Он хороший актер и хороший парень. Он потом заплатит». И он действительно заплатил. Мне он давал чаевые».

Когда Беверли Уиллз приехала той зимой в Нью-Йорк, сопровождая свою знаменитую мать Джоан Дейвис, она связалась с Дином в YMCA. Он был рад увидеть знакомое лицо из Голливуда, но его поведение потрясло ее. На нем были те же пиджак и брюки, которые он всегда носил в Голливуде, и первоначальный налет бравады улетучился с признанием, что ему, как актеру, еще предстоит найти работу. Он был удрученным и к тому же голодным, писала она впоследствии. – «Я настояла, что заплачу за ужин со спагетти для нас двоих, и он пошел поужинать со мной. Я думаю, это был его первый сытный ужин после отъезда из Голливуда». Он сказал ей, что если не сможет найти работы, поедет в Мексику и станет матадором.

Как только Дин превозмог свой страх перед городом и начал обивать пороги в поисках работы, он получил кое-какую дистанционную помощь от Роджерса Брэкетта из Чикаго. Брэкетт позвонил Мэдиссону Массеру и попросил его помочь Дину. «Когда я встретился с Джимми, – рассказывал Массер, – я понял, что видел его раньше в Голливуде и, должно быть, меня представляли ему на радио CBS, где я работал капельдинером. Кто-то говорил мне, что он парковал машины по соседству. Я очень успешно работал на телевидении в Нью-Йорке и мог представить его людям, что я и сделал. Я поставил себе цель представить его всем. И все, кому я его представил, давали ему работу. Теперь я помню только Марион Доэрти, которая искала актеров для сериала-антологии «Телевизионный театр Крафта».

«Казалось, ему важно, чтобы я похвалил то, что он делает. Он хотел от меня критики, но не принимал ее. Однажды у него было прослушивание, и он пригласил меня посмотреть, как он будет читать. Всех актеров попросили надеть что-нибудь темное – костюмы, темные платья. Но Джимми явился в прозрачной рубашке в сеточку и самых облегающих чертовых джинсах, когда-либо виденных. У него было прекрасное тело, но я рассердился! После я сказал ему: «Я думаю, что ты был отвратителен. Но если бы ты не оделся так вызывающе, может быть, мое мнение было бы другим». Он был совершенно эгоистичным и недисциплинированным актером».

Другим важным знакомством был Джеймс Шелдон, начинающий молодой режиссер. «Я занимался рекламными роликами в компании Young&Rubicam, но хотел стать режиссером-фрилансером, – говорит Шелдон. - Это было в конце 1951 года или в начале 1952. Джимми появился в офисе, и я попросил его читать. Вы даете кому-нибудь сцену и говорите им не спеша ее просмотреть и сказать, когда будут готовы. Некоторые великолепные актеры могут быть ужасны на прослушиваниях. Я почувствовал интеллект, когда читал Джимми. Он был потрясающим».

Благодаря Шелдону Дин получил свою, возможно, первую работу на телевидении в Нью-Йорке – роль в телефильме «Мама». Шелдон направил его к помощнику продюсера Дорис Кинлан для пробы на роль Нелса, сына, когда исполнявшему ее актеру Дику Ван Паттену угрожал призыв в армию. «Джимми напоминал мне Брандо, – объясняет Шелдон, – а Брандо был первым исполнителем роли Нелса, когда спектакль «Я помню маму» шел на Бродвее. Кроме того, я уже работал с Диком Ван Паттеном, поэтому отправил Джимми к людям, снимавшим «Мама», и он им понравился. Я хотел режиссировать этот телефильм, то есть я бы не стал оказывать ему такую услугу, если бы не считал, что он хорошо играет».

Розмари Райс, исполнительница роли Кэтрин, дочери-подростка, сообщила, что сначала Дин появился как дублер, а затем короткое время исполнял роль Нелса. «Он не был хорош в этой роли, – сказала Райс. – Дик Ван Паттен был, как сумасшедший, и играл ее с бешеным чувством юмора. Джимми, напротив, был очень серьезен. Он абсолютно не подходил на эту роль. Хотя он мне нравился, это был очень мрачный человек, он заставлял меня нервничать».

По словам Дика Ван Паттена, Дин, Пол Ньюман и Джек Леммон – все они – играли приятелей Нелса в телефильме «Мама». «Предполагалось, что Джимми Дин заменит меня, – вспоминает Ван Паттен, – но меня не призвали, поэтому я сохранил роль за собой. Он очень расстроился. Но мы с ним были друзьями. Понимаете, в то же время я играл на Бродвее, и он считал, что это было чудесно. Он был у меня на посылках. После спектакля я брал его с собой в отель «Форрест» на 49-й улице, где актеры играли в покер. Я посылал его за сигаретами и кока-колой. Иногда мы играли до четырех часов утра. Он никогда не играл. Только сидел и смотрел.

Иногда он встречал меня у служебного входа театра Элвина после моего спектакля, и мы шли куда-нибудь выпить кофе. Он любил говорить об актерской игре. По его мнению, настоящая техника актерской игры заключалась в том, чтобы не знать свои реплики слишком хорошо. «Тогда это звучит, как будто ты ищешь слова», – говорил он».

В заметке, опубликованной в газете «Марион (Индиана) Лидер Трибьюн» за субботу 19 января 1952 года, говорилось: «Друзья Джима Дина, выпускника старшей школы Фэрмаунта 1949 года, будут иметь возможность увидеть его сегодня по телевидению в программе, которая начнется в три часа дня». Это был первый показ телеспектакля «Мама» в Индиане. (В Нью-Йорке он был в эфире по пятницам вечером). Эпизод и роль, которую исполнял Дин, не удалось установить.

27 января у Дина была небольшая роль в сериале CBS Television Workshop. Этот экспериментальный телесериал-антология воссоздал на телевидении известную серию радиоспектаклей Columbia Workshop (программу, в которой Орсон Уэллс провел свою знаменитую трансляцию о вторжении марсиан).  Продюсер Норрис Хьютон назвал эпизод, в котором снимался Дин, «полудокументальным фильмом о войне в джунглях по мотивам рассказа «В долину» военного корреспондента Джона Хёрси о своем первом бое за Гуадалканал. Дин играл одного из солдат». Роль напоминала его отрывок в «Примкнутых штыках».

Джеймс Шелдон по-прежнему был расположен к Дину. Он вспоминал: «У нас были очень платонические, дружеские отношения. Но, так как я был старше и имел больше связей, я думаю, что он старался опереться на меня. Помню, что я любил быть с ним, но чувствовал, что он как будто берет больше, чем отдает. Я помогал ему, всегда старался сделать что-нибудь для него. Иногда он занимал у меня по мелочи. Это был очень привлекательный, сексуальный и милый парень. В нем была какая-то удивительная беспомощность, которую он подсознательно пускал в ход, когда ему это было нужно.

Помню, как однажды шел по улице, зашел в Y и увидел его комнату – единственный раз в жизни я был в комнате в YMCA, это были такие маленькие клетушки. Но он никогда не жил со мной[2]. Мы дружили, но я был женат и в первые пять лет брака я был очень хорошим мужем».

Как-то Дин бродил по городу и повстречал молодую женщину, которая пригласила его перекусить в «Репетиционный Клуб», общежитие для актрис по адресу Западная 53-я улица. После этого Дин часто слонялся в лобби, где мужчинам-посетителям разрешалось находиться до полуночи. «Женщины, с которыми я там был знаком, считали Дина милым ребенком, – говорил Джеймс Белла, друг Дина по братству «Сигма Ню», приехавший в Нью-Йорк через год после Дина. – Они кормили его – половинка сэндвича от одной, кока-кола от другой».

В один дождливый день Дин сидел в лобби, безуспешно уговаривая разных женщин одолжить ему зонт. Молодая танцовщица Элизабет Шеридан (в то время известная как Диззи), пожалела его и отдала ему свой зонт. Он показался ей убогим и незначительным, и не произвел на нее никакого впечатления. Но после случая с зонтиком они продолжали встречаться. Однажды вечером он напросился пойти с ней в клуб в Гарлеме, где она выступала с двумя партнерами. «Джимми увлекся, когда в первый раз увидел, как я танцую», – вспоминает Шеридан.

После выступления в Гарлеме маленькая компания зашла выпить в «Бар Джерри», находившийся в полуквартале от «Репетиционного клуба». Шеридан заказала пиво марки Шампейл, но официант по ошибке принес бутылку шампанского. У Дина глаза расширились от удивления, потому что шампанское выходило далеко за рамки его нищенского бюджета. «У него не было ни цента, он занимал у всех в городе», – говорит Шеридан. Но вместо того, чтобы указать официанту на ошибку, он импровизировал, грандиозно хвастаясь тем, что он может позволить себе шампанское. Это развеселило Шеридан и она начала испытывать к нему симпатию.

Через несколько вечеров, снова у Джерри, Шеридан и Дин болтали с другой парой за соседним столиком. Шеридан вдруг стало ясно, что «его и мои мысли каким-то образом совпадают». Дин рисовал картинки на салфетке, как он обычно делал в ресторане, и Шеридан начала восхищаться его талантом художника. «Бар Джерри» стал для них заветным местом. В третий раз они встретились там на двадцать первый день рождения Дина, и он сказал ей, что это был лучший день рождения за долгое время.

После этого они часто встречались. «У него было какое-то отчаянное стремление видеть меня и говорить со мной, как только у него появлялась свободная минута, – отмечала Шеридан, – почти как если бы ему больше не с кем было поговорить. Он просто как будто цеплялся за меня, и думаю, мне тоже было особенно одиноко в это время».

Когда происходило сближение Дина с Шеридан, которая была старше его на два года, ему начали доставаться роли на телевидении. 20 февраля он участвовал в эпизоде «Спящие собаки» в сериале-антологии «Сеть» на студии CBS с Энн Джексон и И.Дж.Маршаллом. За успехом пробы Дина на участие в этом сериале стояла и Элинор Килгаллен, агент по кастингу в MCA (Music Corporation of America, Американская музыкальная корпорация). Килгаллен говорит, что познакомилась с ним, когда Мейнард Моррис, «легендарный» агент MCA в «законном» театральном отделе, однажды привел его на встречу, рассчитывая приписать его к агентству. «У нас бывали эти периодические встречи, чтобы быть в курсе - “up to date in Kansas City” - относительно молодых кадров, – объясняет она. – «Законный» отдел приводил их познакомиться к нам в отдел телевидения, «незаконный» отдел». Присутствовали Килгаллен и несколько других агентов. «Моррис увидел Джимми на каком-то театральном прослушивании. Тогда у Джимми не было агента.

Джимми был очень напряжен. Он рассматривал мебель и смотрел в упор на людей, но обладал свойством привлекать внимание. И случилось так, что у Фрэнка Хеллера на CBS был сценарий с ролью для эксцентрика». Килгаллен позвонила Хеллеру и предупредила, что посылает мальчика, хотя и странного, но идеально подходящего на роль бродяги в «Спящих собаках».

Предупреждение Килгаллен было слишком мягким. Хеллер решил, что Дин груб, плохо одет и неорганизован, он совершенно не хотел брать на работу такого отвратительного новичка. Но Килгаллен настояла. «Фрэнк, – угрожала она, – я никогда больше не посоветую тебе хорошего человека, если ты не примешь этого мальчика, потому что он станет звездой!»

Энн Джексон подтверждает, что сдержанное отношение Хеллера не было надуманным. Дин был головной болью, говорит она, потому что «он отнимал у режиссера много времени. Обычно актеры знали, что если они получают роль в мелодраме на телевидении, они должны выполнять свою работу, и это командная игра. Когда участвует восемь-девять актеров, каждому можно было уделить очень мало времени».

В тот ранний период менеджментом Дина занимался Арчер Кинг из агентства Shurr. «Джимми пришел в офис, чтобы встретиться с кем-то, а этот человек уже ушел, – вспоминает Кинг. – И он просто стоял там, и я помог ему. Во время репетиций «Сети» кто-то позвонил и сказал, что Фрэнклин Хеллер сердится, потому что Джимми не соблюдает отметки, обозначающие место актера перед камерой. Проклиная все, я поехал на CBS. Джимми сказал: «Я стараюсь войти в образ». Я объяснил ему, что для меня это важно, поскольку это его первая работа [со мной] и я не знаю, на что он будет жить. «Ты должен работать, – сказал я ему. – Тебе нужны эти деньги!»

Дин исполнял роль парня, расследующего убийство своего брата; героиня Джексон, сумасшедшая, как выясняется в конце концов, признается, что это она убила брата, после того, как он стал приставать к ней. Несмотря на проблемы, которые создавал Дин, Джексон он понравился. «Я стала восхищаться им, когда он не старался соревноваться. – Я никогда не встречала такого стремления стать новым Брандо. Тем не менее, в нем могло проявляться что-то обезоруживающее и милое», – вспоминает она.

Режиссер Лила Свифт говорит, что она верила, что Дин справится с ролью даже во время трудных  репетиций. «Он очень зависел от меня, – говорит она. По ее воспоминаниям, он очень старался прочувствовать свою роль. «На репетициях мы изображаем действия, – говорит она, – но Джимми  позволял ударить себя по лицу. Он лежал на полу, и у него текла кровь. Он не вставал и никак не выражал боль словами».

В Чикаго Роджерс Брэкетт был очень внимателен. «Я помню, – говорит друг Брэкетта Джим Херелсон, – как вместе с Рогом смотрел один из телеспектаклей Джимми, где режиссером была Лила Свифт. Роль была небольшая, однако заметная. После окончания Рог позвонил ему, чтобы высказать критические замечания о его выступлении. Он очень интересовался карьерой Джимми. Он считал, что Джимми станет чертовски хорошим актером».

Когда «Сеть» был в эфире, Дин так хорошо играл, говорит Арчер Кинг, что на следующее утро позвонили со студии NBC, чтобы взять его в свой сериал «Мартин Кейн, Private Eye». К несчастью, Дин стал доставлять им те же проблемы, что возникали на съемках «Сети», но на этот раз продюсеры оказались менее терпимыми, и его уволили. «Они меня взбесили, – говорит Кинг. – Я пытался объяснить, как хорош он может быть. Но им все-таки пришлось заплатить ему, потому что он был членом профсоюза». Кингу было жалко Дина, и он позволил ему пожить у себя в квартире. «Он сидел с нашим ребенком», – добавляет агент.

Дин нуждался в том ощущении пройденной проверки, которое давали ему критические наблюдения друзей. По его настоянию Шеридан присутствовала на его репетициях и выступлениях на телевидении, какими бы незначительными они ни были в этот ранний период пребывания в Нью-Йорке, и высказывала ему свои замечания после их окончания. «Казалось, что он чувствует себя неуверенно, когда играет, – писала она. – Однако, должно быть, он думал, что он хороший актер, потому что он не сомневался в том, что пробьется наверх». Для Шеридан было ясно, что у Дина была величайшая уверенность в своем актерском будущем. «Никогда ни на мгновение он не допускал мысли, что у него это не получится. Он всегда знал, что однажды станет звездой, у него совершенно не было сомнений в этом».

Через две недели Дин играл коридорного в эпизоде Studio One «Десять тысяч поющих лошадей». Он находился на экране не более сорока секунд, и за это время произнес одно слово – «да», показал красивый профиль во время медленного движения лифта и изобразил гримасу, когда героя в исполнении Джона Форсайта толкнул раздраженный постоялец гостиницы.

После еще одного двухнедельного перерыва в телеспектакле «Густая-густая роса» («The Foggy, Foggy Dew») в сериале Lux Video Theatre Дин получил свою лучшую роль на телевидении за весь год. Он участвовал во всех сценах, кроме одной в получасовой программе, и реплик у него было почти столько же, сколько у Джеймса Бартона, исполнителя главной роли. История была основана на английской народной песне с таким же названием, которую поет человек, которому глаза сына постоянно напоминают о покойной жене. Дин играл девятнадцатилетнего Кайла Мак Каллума, который случайно на охоте встречает своего настоящего отца. Этот человек – странный бродяга с гитарой, двадцать лет назад работавший на пароходе на Востоке без связи с внешним миром, когда его жена умерла от родов, его тоже зовут Кайл. Младший Мак Каллум понятия не имеет о том, что он не родной ребенок своих родителей, но бродяга почти сразу узнает в нем свое дитя.

Этот человек приходит к Мак Каллумам, влиятельной и состоятельной семейной паре, с намерением открыться молодому Кайлу. Супруги никогда не рассказывали мальчику, что он ими усыновлен. И они просят бродягу не нарушать существующего положения. Когда мальчик приходит домой, очевидная любовь между ним и родителями убеждает бродягу уйти, не выдавая тайны – но не раньше, чем громко прозвучал последний припев «Густой-густой росы», в строках которого упоминаются прекрасная дева и глаза сына. Это был один из немногих случаев, когда Дин играл счастливого, благополучного человека. Старшего Кайла играл Джеймс Бартон, в то время принимавший участие в мюзикле «Покрась свой фургон» Лернера и Лоуи на Бродвее. Супругов Мак Каллум играли Мюриэль Киркланд и Ричард Бишоп.

Мюриэл Киркланд вспоминала, что Дин дал отпор Джеймсу Бартону, когда актер-ветеран попытался помочь ему с ролью. «Мистер Бартон был удивительно щедрый человек и всегда помогал людям, особенно новичкам, – сказала Киркланд. – У Дина был своеобразный подход. Казалось, он нервничает, и его игра была очень напряженной, намного больше, чем требовалось по роли».

Все пять спектаклей, в которых Дин участвовал в марте 1952 года, проходили на студии CBS. Это означает, что он провел много часов на репетициях в здании Центрального вокзала[3]. «Когда было построено здание Центрального вокзала, – объяснял Фрэнклин Хеллер, – думали, что удастся убедить Биржу переехать из центра города, поэтому предусмотрели две обширные зоны под залы биржи на четвертом этаже прямо над южным залом ожидания. Конечно, Биржа не переехала, поэтому в результате CBS снимала помещение за очень небольшую плату».

Верная Диззи Шеридан ходила с Дином на все репетиции, на какие было возможно, и дошло до того, что они виделись каждый вечер. Пару раз, говорит она, ей и ее друзьям удавалось тайком провести его наверх в ее комнату в «Репетиционном клубе». Наконец они решили, что имеет смысл жить вместе, поэтому они сняли крохотную комнату в гостинице «Харгрейв» (он существует до сих пор, хотя в обновленном виде, на Западной 72-й улице, дом 112).

Как-то днем в бистро на бульваре Вентура Шеридан, теперь успешная актриса на телевидении в Голливуде (она снималась в сериалах «Сайнфелд», «Альф»), вспоминала о времени, проведенном вместе с Дином. «Все оставили нас в это время, – говорила она. – Мы были двое против всего мира. Мы оба чувствовали себя заметно оторванными от жизни. Поэтому нам было так хорошо вместе. У нас была своя манера говорить. Потом в «Бунтаре без причины» он говорил вещи, которые позаимствовал из нашей речи. Одна из них была растягивание слова «конечно», когда он говорил в сцене в пустом бассейне».

В их отношениях были нежность и безысходность, и были привычки  старой супружеской пары, прокравшиеся в их будни. Дин отдавал одежду в прачечную и забывал о ней, Шеридан приходилось выручать ее. «Я стирала его белье в раковине, – рассказывала она. – Он купил мне «Маленького принца» и читал вслух по одной главе, а потом просил пересказать то, что он только что прочел. Он ходил на занятия пантомимой и, возвращаясь в нашу комнату, изображал Пьеро и Пьеретту. Даже тогда он говорил, что актер в нем превращается в режиссера».

«Мне приходили письма о нем от сумасшедших. Было одно от гея, где автор требовал: «Как вы смеете претендовать на Джимми! Он наш!» Я правда не знаю, что ответить на вопрос, был ли он геем. Но я могу сказать вам, что, когда мы были вместе, мы наслаждались друг другом. Это были глубокие и страстные отношения».

Однажды Дин, выйдя за продуктами, спонтанно позвонил Шеридан, потому что им внезапно овладела мысль пожениться, и он сказал: «Мы должны пожениться до того, как запутаемся во всем этом». Она понятия не имела, что нашло на него по дороге между гостиницей «Харгрейв» и магазином, но она помнит, что он необъяснимо боялся чего-то той ночью. На вопрос, почему она не поддержала его предложение, она не дала определенного ответа.

Иногда, получив все, что можно от Нью-Йорка, они навещали мать Шеридан в графстве Уэстчестер. «Мы брали ее «Плимут», – говорит она, – и ехали в знакомый мне птичий заповедник. Там возле озера был домик, о котором никто не знал. Или мы отправлялись в гостиницу на Long Island Sound в Ларчмонте – это было очень романтично. Можно было слышать шум воды». Странно, но Дин сказал Шеридан, что он не хочет вести машину и всегда просил ее сесть за руль.

«Джимми был очень добр к пожилым и обездоленным. Я помню Мундога [слепого уличного музыканта, известного своим рогатым шлемом, как у викинга, и треугольными барабанами, с которым Дин часто разговаривал]. И очень странное дело было с его матерью. Он так чувствительно к этому относился. Снова и снова, когда мы лежали в темноте, мы говорили о самых сокровенных вещах, и его мать всегда появлялась в этих разговорах».

Их отношения выдерживали ссоры из-за недостатка денег. Шеридан ретушировала фотографии для заработка, а у Дина работа была в лучшем случае спорадической. После «Густой-густой росы» его средства были скудными или просто истощались. Когда Шеридан объявила, что бросила работу, потому что она мешала танцам, Дин так рассердился, что вышел из комнаты.

Зная, что Дин стеснен в средствах, Фрэнклин Хеллер, продюсер, взявший его на роль в «Сети», помог ему получить работу трюкача в шоу-игре Beat the Clock, где участники состязания из числа зрителей должны были успешно исполнить трюки в течение шестидесяти секунд. Трюки выдумывали штатные сценаристы CBS Фрэнк Уэйн и Боб Ховард.

Первоначально трюки испытывались в их гаражах в Нью-Джерси, потом в Нью-Йорке в подвале студии CBS проходили второй круг испытаний. Наконец, трюки трижды репетировались в студии для удобства операторов и технических служб. «Вместо участников соревнований мы использовали профессиональных актеров, – продолжал Хеллер, – стараясь разыграть это так, как будто бы мы прямо сейчас взяли их среди зрителей для участия в шоу. Мы платили пять долларов в час.

Дин был очень беден, у него совсем не было денег, и мы взяли его. Но очень скоро его пришлось уволить, потому что он мог выполнить все, что угодно. У него была самая лучшая координация движений, которую я когда-нибудь встречал! Не было такого фокуса или трюка, который он не мог бы исполнить с величайшей легкостью. У нас были трюки на равновесие и всякое такое – не было ничего, что он не смог бы выполнить. У него был безупречный контроль над своим телом».

Фрэнк Уэйн эхом подтвердил воспоминания Хеллера о бедности Дина. Один спонсор выпускал пудинг из тапиоки и поставлял его для программы Beat the Clock в огромных количествах, чтобы снимать рекламу, которая шла вживую. Однажды Дин спросил Уэйна, может ли он взять тапиоку, если они собираются выбросить ее. Когда Дин объяснил, что он не ел два дня, Уэйн отдал ему тапиоку и пригласил его на ужин.

Участию в Beat the Clock Дин обязан знакомству с Мартином Ландау, ставшим его хорошим другом. Однажды утром Дин, другой испытатель трюков Томми Томкинс и Ландау, каждый своим путем попали на открытый кастинг CBS в Mansfield Theatre. Томкинс указал Ландау на Дина: «Это Джеймс Дин, он недавно был в сериале «Сеть». Здорово сыграл!»

После Томкинс представил друг другу двоих начинающих актеров, и они пошли вместе. «Наш путь вдруг прервался напротив строящегося здания, – вспоминал Ландау. – Джимми просто необходимо было посмотреть, как идет работа, все подробности вызывали у него живой интерес. Мы провели там двадцать минут». Постепенно Ландау станет понимать, что такая любознательность типична для Дина. Позднее за кофе они обнаружили, что оба умеют рисовать и делать наброски.

Два друга стали проводить много времени вместе, сидя в Центральном парке и обсуждая Марлона Брандо и Монтгомери Клифта, слушая классическую музыку или разъезжая вдвоем на мотоцикле Дина. «Я не люблю байки. Я не люблю мотоциклы, – пояснил Ландау, – но с Джимми я ездил». Однажды, сидя на мотоцикле позади Дина, рассказывает Ландау, в одной руке он держал стопку его книг, а в другой – его грампластинки, и должен был держаться зубами за воротник его пальто.

Тем временем с несколькими долларами за Beat the Clock, Дин и Шеридан из-за безденежья могли купить только сухие завтраки Shredded Wheat, чтобы поесть. Иногда, чтобы сделать ситуацию менее отчаянной, Шеридан добавляла мрачного юмора к их бедственному положению, зажигая свечи, когда они ели. Наконец, у них не осталось другого выхода, как съехать из гостиницы «Харгрейв» и найти себе жилье порознь.

Дин поселился у Роджерса Брэкетта, который недавно приехал из Чикаго и снимал квартиру на верхнем этаже по адресу Западная 23-я улица, дом 132. Поэт-песенник Маршал Барер заходил несколько раз, когда там жил Дин. «У Джимми было какое-то своеобразное остроумие, – рассказывал Барер. – В квартире на потолке была прикреплена игрушечная зверюшка. Я спросил: «Как она туда попала?» Не моргнув глазом Джимми сказал: «Ботинки на присосках». В другой раз Дин разговаривал по телефону с Мэри Чейз, автором популярной пьесы «Харви», стремясь попасть на пробы в ее новую пьесу «Бернардин». Повесив трубку, он сказал: «Думаю, она изменит название своей пьесы с «Бернардин» на «Джиммидин».

Шеридан нашла комнату на Восьмой авеню, такую маленькую, что в ней едва помещалась кровать. Дверь нельзя было открыть полностью, потому что кровать мешала. Хотя Дин жил у Брэкетта, несколько ночей он провел там с ней. Неудивительно, что Брэкетт и Шеридан стали соперниками.

Воспоминания Шеридан о Брэкетте в лучшем случае очень смутные. «Думаю, что встречала его не раз, – говорит она. – Он был высокий, худощавый, с темными волнистыми волосами, в очках в роговой оправе. Джимми убежал от него в Чикаго. Это был страшный человек, он хотел контролировать Джимми. Джимми хотел, чтобы я дала ему отпор. Я только помню, что сидела в их квартире и очень ясно понимала, что я и место, которое я занимаю в жизни Джимми, вызывают у этого человека негодование. Когда я уходила, сразу за дверью Джимми обнял меня, потому что был взволнован тем, как я поступила. Но я не помню, что сказала».

Вполне вероятно, что интерес Брэкетта к Дину превратился в собственнический, но приезд Дина в Нью-Йорк по билету, купленному Брэкеттом, едва ли был побегом. Шеридан, возможно, единственная на свете считала Брэкетта страшным человеком. Знавшие его говорят на разные лады, что он был «незабываемым», «уникальным», «сопереживающим», «самым компанейским и приятным человеком», обладавшим «нежностью, какую редко встретишь».

Как бы то ни было на самом деле, интерес Брэкетта к благополучию Дина никогда не прекращался. Он побеспокоился, чтобы Дин был взят как член съемочной группы в Hallmark Hall of Fame. Актер Джон Керр, исполнявший в то время небольшую роль в Hallmark, вспоминает: «Последним на экране был кадр карточки с подписью продюсера Альберта МакКлири. Работа Джимми заключалась в том, чтобы подчеркнуть подпись куском мела. Я помню, как МакКлири говорил Джимми «Снимай манжет», что означало «пусть манжет рукава рубашки попадет в кадр». Но даже в этом простом деле, говорит Джеймс Махер, «Дин доставил Роджерсу проблемы в агентстве, сломав кусок мела или какая-то подобная ерунда. Вместо того, чтобы защитить Роджерса, он добавил Роджерсу проблем на работе, потому что был занозой в заднице»[4].

Ведущей Hallmark Hall of Fame была дочь Уинстона Черчилля Сара, однажды участвовавшая в летней труппе Брэкетта в Марблхед в штате Массачусетс. «Она появлялась в «Алгонкине» в разное время суток, обычно навеселе, – вспоминает Арнольд Сандгард, – но Роджерс неизменно ее поддерживал. У него были ключи от ее квартиры на Сентрал-парк Саут». Черчилль устраивала у себя дома вечеринки после эфира каждое воскресенье, где Дин и Брэкетт с удовольствием бывали.

Когда Брэкетту надо было ехать в Европу по делам, он спросил своих друзей Джан и Ахмета Эртеган, не мог бы Дин пожить у них в его отсутствие. «Джимми жил у нас около недели на одной из Восточных 70-х улиц между Лексингтон и Третьей авеню. Не думаю, что он тогда работал, но моя бывшая жена Джан слушала, как он читает текст и занималась с ним, – вспоминает Ахмет Эртеган, в настоящее время сопредседатель звукозаписывающей корпорации Атлантик (Atlantic Recording Corporation). «Джан была художником-оформителем. Роджерс был одним из ее лучших друзей, и мы были для него как родные.

Джимми интересовали экзотические вещи – бои быков и спортивные машины. Мы играли в матадора с плащом и рогами, по очереди изображая матадора и быка. Мы много говорили о машинах, как сделать двойной выжим сцепления и всякие такие вещи. Я прокатил его на моем ягуаре и даже разрешил вести его. Я учил его, как переходить на пониженную передачу.

«За несколько дней, пока он жил у нас, мы стали приятелями. Я понравился ему тем, что полжизни прожил в Европе. Он хотел побольше узнать о Европе, где Хемингуэй жил в Мадриде и Париже, и как накрывают на стол. Это был молодой человек, обладавший невероятной любознательностью и очевидной природной склонностью к элегантным вещам».

Когда-то во время первых месяцев, проведенных Дином в городе, он также жил у других друзей Брэкетта, писателя Дейвида Свифта и его жены Мэгги МакНамара, познакомившейся с Дином в гостинице у Брэкетта в Чикаго. «В нашей квартире на Восточной 61-й улице всегда было много голодающих актеров, – вспоминает Свифт, – а также у нас на Файр-Айленд. Когда мы устраивали вечеринки, Джимми сидел в углу, страдая от того, что он так беден в Нью-Йорке. Мы много фотографировали его, задумчивого, стереоскопической камерой, но ни один снимок не сохранился.

Мы познакомили его с актрисой Нормой Крейн и они сошлись. [Мать Крейн умерла, когда она была маленьким ребенком, и ее воспитывали родственники, что делало ее родной Дину по духу]. Некоторое время он жил у нее в квартире. Бойфрендом Нормы в то время был актер Джин Лайонс и, хотя у Джина была своя квартира, он практически жил с Нормой. Хотя Джимми не представлял опасности в сексуальном смысле, Джин не особенно был доволен таким положеним».

Дин продолжал общаться с Джеймсом Шелдоном, благодаря этому знакомству он был представлен своему будущему агенту, Джейн Диси. «Когда я познакомился с Джейн, – рассказывал Шелдон, – я не был женат. Она работала телефонным оператором в агентстве Shurr. Мне нужны были билеты на шоу, которым занималось агентство, и агент сказал, что их не осталось. «Но муж нашего телефонного оператора, – сказали мне, – не любит театр и у нее есть билеты. Почему бы вам не пойти с ней?» То есть с Джейн Диси у нас получилось «свидание вслепую». Мы с ней легко нашли общий язык».

К тому времени, когда к нему пришел Дин, Шелдон уже знал Диси несколько лет. «Джимми стал означать для меня обязательства, а у меня была жена, социальная жизнь и карьера, – продолжает Шелдон. – Он начал становиться паразитом – в хорошем смысле – и у меня не было достаточно времени для него. Я отправил его к Дорис Кинлан («Мама»), к Бобу Стивенсу («Suspense») и другим. Но я понимал, что ему нужен кто-то, кто будет о нем заботиться, и считал, что Джейн Диси ему подойдет. Ему нужен был кто-то, с кем можно поговорить, и с ней ему было бы лучше говорить, чем со мной. Не то, чтобы он докучал мне, мы всегда были дружелюбны по отношению друг к другу. Речь шла о том, кто мог бы больше помочь ему.

Джейн тогда была очень сердечная дама, высокая, привлекательная, немного полноватая, она приехала из Огайо, и у нее был сын. У нее были амбиции добиться большего, и она обладала очень верным глазом на таланты. Ее первые клиенты были в основном связаны с музыкой. У нее был тонкий слух на музыкантов и танцоров. Много позже она занималась только Джорджем С. Скоттом. Она хорошо вела переговоры – бесстрашно. У нее была очень располагающая манера общения со своими, она защищала их. Это всегда была очень упрямая женщина. Также очень дальновидная, потому что она осознавала, что телевидение сделает прорыв, и поощряла своих клиентов к работе на телевидении.

Будучи женщиной, она относилась по-матерински к своим клиентам. Мягкая, милая, совсем не похожая на некоторых агентов, которые бывают настоящими жесткими дельцами, даже иногда женщины, Джейн всегда была очень мягкой и милой. Когда Джимми умер, она действительно, искренне была уничтожена. Их связывала близкая дружба. Не просто его успех, но он был, словно ее ребенок.

У нее на столе стояла его фотография, каждый день со свежим цветком. Однажды Джордж С. Скотт сказал: «Слушай, я уйду, если ты не …» и фотография Джимми была убрана. Потом, наконец, Джордж стал таким популярным, что несколько лет она занималась только его делами. Джейн становится очень близким человеком для своих клиентов. Если кто-то говорит, что ему что-нибудь не нравится, она огорчается. Вот так работает хороший агент, таких осталось немного».

Поскольку Джейн Диси никогда не отступала от своего отказа говорить о Дине с теми, кто пишет, невозможно установить время ее знакомства с ним и начало работы с ним как с клиентом, хотя, учитывая известные обстоятельства, можно предположить, что это случилось в мае 1952 года. То есть она не принимала участия в получении Дином первых ролей на телевидении, они достались ему главным образом через Шелдона и Брэкетта. Когда они познакомились, она еще работала в агентстве Shurr, а независимым агентом стала в августе 1952 года.

Неизвестно, удивился ли Дин следующему повороту своей судьбы. Билл Баст перебрался в Нью-Йорк в поисках работы. Он приехал в город одним душным майским утром. Он позвонил Дину, а затем разыскал на Западной 23-й улице жилище Брэкетта-Дина, где узнал, что его старый друг снова забылся тяжелым сном.

Позднее в тот же день Диззи Шеридан рассмешила их обоих, наивно предложив найти жилье на троих. (Видимо, Дин очень мало рассказал ей о Басте, если рассказал вообще). Но они быстро поняли, что уже забыли и простили друг другу безобразную стычку в квартире в Санта-Монике прошлым летом. И они сняли комнату в гостинице «Ирокез». Дин наслаждался своими усилиями играть для Баста роль гида по Манхэттену, прожив там только семь месяцев.

В апреле для Дина иссяк поток ролей, но в мае положение стало улучшаться. У него была роль 11 мая в часовом радиоспектакле, посвященном Аврааму Линкольну, «Пролог к славе» в серии «Театральная гильдия в эфире». В главных ролях были Джон Ланд и Ванда Хендрикс. Дин играл Дэнни, молодого друга будущего президента.

В том месяце Линкольн был популярной темой. В эфире было много программ о его жизни, что впоследствии сбивало с толку исследователей, старавшихся определить, в каких именно играл Дин. 26 мая он снова был на телевидении, в спектакле Studio One «Авраам Линкольн» с Робертом Пастеном в заглавной роли. Дин прекрасно исполнил роль солдата армии северян, которого собираются расстрелять за то, что он заснул на посту. Линкольн, посещая генерала Гранта, хочет поговорить с солдатом. Когда приводят Дина, он едва смеет смотреть на президента, только изредка отваживается взглянуть на него украдкой. (Такая реакция особенно хорошо удавалась Дину). Расспрашивая солдата, Линкольн узнает, что тот родом из Вермонта. «Там у нас дом, большая ферма», – заикаясь, говорит Дин. Линкольн хочет понять, что имеет в виду солдат, когда говорит «у нас». После длительного замешательства Дин пробормотал: «У моей матери, сэр».

Сведения о матери трогают Линкольна и, пока он размышляет, как поступить, Дин плачет. Его рыдания были настоящими и, может быть, он действительно думал о своей матери во время этой сцены. В конце концов, Линкольн пишет приказ о его освобождении и отправляет его обратно в часть. Дин, широко улыбаясь, поспешно уходит.

Через полгода с небольшим после приезда в Нью-Йорк, несмотря на голод и неудачи, у Дина было чем похвастаться за то время, что он провел в городе[5]. Благодаря Роджерсу Брэкетту он познакомился и подружился с некоторыми из самых уважаемых людей Нью-Йорка – Уайлдером, Эртеганом и Черчилль. Хотя ему было отвратительно выпрашивать роли, в его актерском портфолио появилось много достойных ролей, особенно роль в «Густой-густой росе». По словам Шеридан, он поместил на свое портфолио саркастическую надпись: «Дела, имеющие важные последствия».

Два взаимосвязанных события иллюстрируют, до какой степени Дин стал нью-йоркцем. В мае город кишел выпускниками школ, приезжавшими на экскурсию классами, среди них и выпуск 1952 года старшей школы Фэрмаунта. Вечером 18 мая некоторые из них, в том числе старый друг Ларри Ли Смит, встретились с Дином. Они считали его рафинированным горожанином и он их не разочаровал.

Другая возможность почувствовать себя светским львом была у него неделей раньше. Джейн Эдамс Рид, выросшая по соседству с ним в Фэрмаунте, сопровождала другую школьную экскурсию в Нью-Йорк. Дин был единственным человеком, которого она знала в Нью-Йорке. Она пыталась дозвониться до него целый день, но нашла его только тогда, когда уже собиралась ложиться спать.

«В Нью-Йорке в это время как раз начинается самая жизнь», – сообщил ей Дин со знанием старожила. Он убедил ее одеться и выйти с ним в город. Когда он только встретил ее в лобби ее гостиницы, она почувствовала, что он позерствует. «Как я рад видеть тебя, дорогая, – выпалил он. – Не желаешь ли зайти куда-нибудь выпить бокал вина?»  Рид отказалась, сославшись на свою обязанность присматривать за школьниками. Тогда он широко улыбнулся, как он сделал бы в Фэрмаунте, и сказал ей, что не может себе позволить вина, просто вел себя согласно местному этикету. Они зашли в ресторан выпить содовой и проговорили до двух часов ночи.

В ресторане его лицо стало серьезным. Рид заметила, что на нем было потрепанное пальто и его волосы отросли. Он курил одну сигарету за другой и ерзал на месте все время, пока они там были. Он сказал ей, что питается молочными коктейлями, потому что более существенная пища слишком дорого стоит. (Лучше, чтобы она считала, что он голодает, чем узнала, что он живет с Брэкеттом.) Больше всего ей врезалось в память объяснение его философии актерской игры.

«Я не могу делать что-то просто потому, что кто-то говорит мне, – объяснял он. – Если мне дают роль старика, я смотрю на старика, слушаю его и потом изображаю, пока сам не начну чувствовать себя стариком. Если мне дают роль, пусть даже это будет мытье посуды, я пойду домой, возьму таз и буду мыть и мыть, пока кожа на руках не облезет, и я не буду точно знать, каково это – мыть посуду. Вот так я должен играть. Я только так могу играть». (Это может объяснить его желание испытать удар по лицу в «Сети»).

Он быстро изучал порядки этого города. «Нью-Йорк полон жизни; более всего, он плодороден, – скажет он позднее. – Я лучше попадаю в стиль и ритм здесь [чем в Голливуде], если говорить о жизни».