Публикации

Главная » Статьи » КНИГИ » Вэл Холли

Вэл Холли. Биография Джеймса Дина, глава 5

James Dean. A Biography, Val Holley, 1995

Перевод: Наталия Николаева для james-dean.ru

 

Глава 5.    Орел или решка?

Освободившись, наконец, от давящей среды, которой оказался для него Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе, Дин скоро узнал, что в реальном мире есть свои препятствия и зыбучие пески. Несмотря на его уверенность в себе и всевозможные усилия, приложенные Изабель Дресмер, первые результаты его погони за ролями были незначительными. Безработица и сопутствующие ей переживания стали причиной одного из самых горьких периодов его жизни. Эта мука тянулась месяцы, прежде чем обожающий благодетель, Роджерс Брэкетт,  дал ему шанс, который был нужен, чтобы начать строить карьеру.

Дин и Дресмер возлагали большие надежды на то, что телеспектакль «Первая гора» улучшит его резюме и позицию на рынке. По сообщению газеты «Голливуд репортер», все телевизионные каналы страны транслировали его, аудитория достигала приблизительно сорока двух миллионов зрителей. Больше никогда в жизни Дин не предстанет перед столь многочисленной аудиторией. Более того, для 1951 года качество телеспектакля считалось безупречным. Газета «Нью-Йорк таймс» похвалила актеров «за одно из лучших близких к совершенству выступлений, когда-либо виденных» на телеэкране. «Голливуд репортер» отметила «богатый потенциал исполнителей ролей второго плана».

Критики, может быть, и не заметили Дина, но отклик зрительской массы был благосклонным и горячим. Дин сказал Джону Холдену, что получил огромную гору писем от поклонников. Самое громкое одобрение прозвучало со стороны католической старшей школы Непорочного сердца возле Гриффит-парка в Лос-Анджелесе, где группа девочек, которым было поручено посмотреть «Первую гору», посчитали Дина новым покорителем сердец, выследили Изабель Дресмер и упросили ее прислать своего мечтательного клиента на вечеринку, которую они хотели устроить в его честь. Он был рад им угодить.

Дин провел пасхальное воскресенье с семьей Джоан Мок, и они вместе смотрели «Первую гору». Джоан Мок познакомила его со своей младшей сестрой Кей, и он стал приглашать ее на свидания. «Это волнующее событие, когда тебя приглашает парень старше тебя, – говорит Кей Мок. – Он был забавный и милый, но белая ворона, неуравновешенный. В другом месте на Пасху Изабель Дресмер попросила агентов по кастингу посмотреть «Первую гору» – многие из актеров были ее клиентами – а потом устроила у себя день открытых дверей, чтобы обе группы могли пообщаться между собой. Но, несмотря на хлопоты и гостеприимство, никто не перезвонил после, чтобы воспользоваться услугами Дина. «Джимми был невысок и выглядел несовершеннолетним, – объясняет Дресмер. – Для них не представляло интереса приглашать его, чтобы он стал еще одним Роком Хадсоном или Робертом Тейлором или денди. В то время за все хорошие предложения Джимми конкурировал со звездами в возрастном интервале ролей его типа, что затрудняло дело. Поэтому ему предстояло пробиться благодаря репутации».

Тем не менее она отдавала Дину все силы. «Он был представлен всем отделам по поиску талантов в городе. Для него не имело смысла встречаться с продюсерами и режиссерами, потому что у него за спиной еще не было ролей в кино. Иногда я приходила вместе с ним, чтобы представить его в отделах по поиску талантов, иногда устраивала ему встречу».

Без постоянного дохода Дин не мог вносить свою долю коммунальных платежей, аренды или денег на питание. Но, хотя расходы постоянно беспокоили, по-настоящему его раздражало то  чувство отверженности, которое предполагает жизнь безработного актера. Он стал жертвой тех же мрачных настроений, которые проявились после потери роли в «Лунной тьме», но теперь они повторялись чаще. Он мог часами сидеть в комнате, иногда ворча в ответ на усилия Билла Баста пообщаться с ним, или совершенно его игнорируя.

Одним из ярких пятен в этой пустыне был класс актерского мастерства Джеймса Уитмора. Исполнительница роли леди Макбет в спектакле Калифорнийского университета, Маргарет Энн Карран, вспоминает: «Нас было около восьми человек, мы встречались в торговом центре  Brentwood City Mart на занятиях Уитмора. Не помню, чтобы мы разыгрывали сцены. Мы делали упражнения на работу с чувствами. Помнится, одно из них заключалось в том, чтобы подумать о том, сколько проводов проведено к зданию, где мы встречались, чтобы почувствовать окружающее пространство, когда играем. Мы с Джимми сблизились благодаря этим занятиям. Там он, безусловно, расцвел всеми красками».

Джоан Мок была на одном из занятий Уитмора, когда работали над импровизацией. «Предварительно, – говорит она, – Уитмор рассказал каждому секрет, который он должен был хранить. Потом они собрались вместе, как будто на собрание клуба, и я была председателем. Но я все испортила, потому что спросила: «Сколько среди вас коммунистов?» Оказалось, что это и был секрет каждого».

Уитмор считал, что «мускулы актерской игры» – воображение, чувства, эмоции, и их нужно регулярно разрабатывать. В качестве упражнения он предлагал простые задания: «Вы очищаете яблоко, – объяснял Уитмор, – когда яблока нет или у вас в руке нет ножа – просто силой воображения и при помощи чувственного аппарата заставьте его появиться. На сцене это не применимо, но это как раз обостряет способности организма, которыми вы пользуетесь».

Класс Уитмора дал некоторый выход сдерживаемой энергии Дина. Что касается пустого желудка, время от времени Дина выручала какая-нибудь добрая душа. Изабель Дресмер часто приглашала его на ужин к себе домой. В мае мать Билла Баста приехала навестить его из Милуоки и взяла на себя обязанность пополнять запасы соседей по комнате и готовить ужин каждый вечер. Но главным ангелом милосердия была семнадцатилетняя Беверли Уиллз, дочь комедийной актрисы Джоан Дейвис.

С Уиллз, актрисой на радио CBS в программе «Юная мисс», Дина познакомил Баст, который приглашал ее на свидания в то же время, как встречался с Джоан Мок. Однажды Дин повстречал Мок в Калифорнийском университете и пригласил ее выпить кофе в Керкхоф-холле. «Пока мы там сидели, – сообщает Мок, – он сказал мне, что Билл Баст параллельно встречается с Беверли. Он внимательно смотрел на меня, как будто больше всего его интересовала моя реакция. Я чувствовала, что за мной наблюдают. Я вышла в дамскую комнату и плакала там. Впервые в жизни мне изменили! Мы с Джимми не были близкими друзьями, поэтому странно, что он так поступил».

В конце концов, Уиллз стала параллельно встречаться с Бастом и Дином. Уже с первой встречи, двойного свидания, на котором он почти не разговаривал, перепады настроения у Дина были болезненно очевидны для нее. Ее рассказ о тех нескольких месяцах, когда они постоянно встречались, содержит столько примеров его болезненного и озлобленного расположения духа и грубости в его поведении, что остается удивляться, почему она вообще терпела его общество. Однако фотографии Уиллз показывают, что она была обделена красотой. Актриса Карен Шарп, лучшая подруга Уиллз в Профессиональной школе Голливуда, рассказывала: «Беверли всегда нравились красивые молодые люди. Я не знаю, были ли они с Джимми любовниками, но меня бы это не удивило. Беверли была очень общительной. Она не была хорошенькой по традиционным голливудским стандартам, но это была сильная, оптимистичная и счастливая натура. Должно быть, это привлекало чувствительных и закомплексованных мужчин. Хотя я любила ее, я всегда удивлялась, как ей удавалось привлечь всех этих красивых парней».

Уиллз была свидетелем нескольких случаев, когда положительные качества Дина проглядывали сквозь хмурость. На пикнике  он развеселил ее, когда влез на дерево и раскачивался на верхней ветке, притворяясь обезьянкой. Когда пришло время ее выпускного вечера в Профессиональной школе Голливуда, казалось, что он с радостным волнением надел белый фрак, взятый напрокат, и сопровождал ее. Он был в таком прекрасном настроении, что когда на вечер пришла Джоан Дейвис – она и Уиллз приготовили сценку матери и дочери для развлекательной программы вечера – он подскочил, чтобы помочь Дейвис снять накидку. «Боже мой, я никогда не видела его таким», – прошептала она в удивлении.

Но эти счастливые мгновения сильно перевешивали взрывы гнева или периоды безразличного молчания. В доме Уиллз Дин часто не обращал внимания на присутствие Джоан Дейвис. Он мог рухнуть в ее любимое кресло, свесить ногу через подлокотник и часами сидеть без движения, только иногда как бы случайно протягивая руку к вазе с фруктами, пока не заканчивалось ее содержимое. Однажды Уиллз видела, как он вспылил после того, как пролил кофе на свои единственные брюки, рассердившись, что он не может отдать их в химчистку и опасаясь, что пятно на брюках произведет плохое впечатление на кастингах.

Разлагающее настроение Дина и неуспех в поисках работы начали подпитывать друг друга  и создавать порочный круг, как однажды с грустью заметила Уиллз на репетиции «Юной мисс». Порой Дин увязывался за ней на репетицию рано утром в субботу. Режиссер Хэнк Гэрсон рассказывает: «Однажды перед репетицией Беверли подошла ко мне и сказала, что ее друг хотел бы участвовать, нет ли у меня для него роли. Я сказал прислать его ко мне. Дин прошел за кулисы. Он был похож на молодого Фрэнка Синатру. Я попросил его встать к микрофону и прочитать несколько строк, чтобы я мог проверить его голос. К моему удивлению, он сказал: «Да пошел ты на хер! Я не участвую в пробах». Я только ответил: «Если ты не будешь читать для меня, нам не о чем говорить».

Несмотря на прозвучавший в апреле 1951 года призыв  газеты «Голливуд репортер» к киноиндустрии «дать дорогу этим новым молодым ребятам», агенты по кастингу предпочитали актеров, имевших «имя». Те, кто встречались с Дином, часто отвергали его из-за внешности. Некоторые считали, что он слишком маленького роста или недостаточно красив; другим он представлялся более хрупким и хорошеньким, чем «обычный парень», которого они искали. «Обычно когда руководители кастингов говорили это Джимми, он впадал в такой гнев, что тут же оскорблял их в ответ, – рассказывала Уиллз. В представлении Дина был важен талант, но его уверенность в себе никогда не заражала их.

Во время интервью с работодателями Дин проявлял наивность в сочетании с самонадеянностью. Его нью-йоркский друг Джонатан Гилмор писал: «Джимми снимал очки и сидел ссутулившись с несчастным видом на протяжении большей части интервью, с каким-то затуманенным рассеянным взглядом, что заставляло некоторых агентов говорить, что малыш обкурился. Вместо того, чтобы приобретать хороший навык участия в интервью, он просто становился враждебным по отношению к тем, кто не восхищался им с первого взгляда. Хотя он беспокоился, что кофейное пятно могло уменьшить его шансы в кастинговом офисе, он так и не усвоил важности внешнего вида и поведения.

Он также не соблюдал протокол Голливуда. «Он даже звонил непосредственно на студии, – говорит Эд Маршал, его приятель по университету. – Это никогда ничем не помогло ему, но какова наглость!» Однажды Изабель Дресмер приехала на студию и встретила его, когда он выходил из офиса руководителя кастингового отдела. «Юниверсал была одна из лучших моих студий; за неделю до этого у меня были там переговоры о нескольких ролях. Однако, когда я спросила его, почему он здесь, он ответил: «Не думаю, чтобы они хорошо вас знали». Когда я вошла в офис, меня спросили: «Этот паренек, он кто?»

Он всегда действовал у меня за спиной. Но в Голливуде вы не можете просто рваться к роли, как в Нью-Йорке. Вас должен представить ваш агент. Если агент может устроить вам интервью, где будет два или три других претендента, дело сделано. Вы не можете вломиться и сказать: «Давайте, я прочту». В Голливуде вы не можете показать свой талант таким образом. Джимми был слишком дерзким и незащищенным, чтобы скромно вести себя на студиях».

Незадолго до новой встречи с поклонницами из школы Непорочного сердца Дин был приглашен к Дресмер на ужин. «Он рассказывал моей матери про девушек, пока смотрел, как она готовила, – вспоминала Дресмер. – Он говорил: «Я стараюсь придумать побольше скабрезностей, чтобы поразить их». Ну кто еще, сыграв апостола Иоанна, получает фан-клуб? Уж наверное, он был взволнован! А вел себя вот так! В другой раз он смеялся над тем, что в автокатастрофе лишился головы распорядитель танцев».

Несмотря на промахи Дина, Дресмер любила его. «Когда я познакомилась с ним, он обычно был очень приятным и милым. Его харизма заставляла протягивать ему руку помощи, – говорила она. – Он много смеялся. Я рассказала ему, что во время Второй Мировой войны вела на радио передачу под названием «Дневник женщины» и мой псевдоним на радио был Мери Дин. Поэтому когда он был со мной где-нибудь на студии, он мог сказать: «Мам, ну давай!» Это звучало как-то тепло. А может быть он дразнил меня, потому что я старше!»

Наконец, Дин дошел до такого отчаяния, что был готов взяться за работу, не связанную с актерством. Тогда Баст, работавший капельдинером на студии CBS, уговорил своего начальника принять Дина на работу. Работая там, Дин провел своего друга детства Боба Мидлтона на некоторые программы CBS. Мидлтон в звании матроса третьего класса ВМС служил на авианосце, который стоял в сухом доке в Лонг-бич. В ответ на любезность Дина он покупал ему дешевые сигареты в магазине службы снабжения своего корабля. Но возможность произвести впечатление на земляка не улучшила настроение Дина и он был так же груб со своими начальниками на CBS, как если бы они были несговорчивыми агентами по кастингу. Всего через неделю его уволили. Начинало казаться, что он не способен получить хоть какую-нибудь работу.

Страх быть призванным на Корейскую войну, возможно, тоже повлиял на то, что терпение Дина подходило к концу. После того, как президент Труман одобрил увеличение квот в июле 1950 года, призывные пункты по всей стране развернули лихорадочную деятельность. Призывная комиссия графства Грант в Индиане выслала Дину по почте классификационную анкету, когда он был еще в колледже Санта-Моники. Немногие документы, сохранившиеся в его деле в архиве документов о выборочной военной службе, свидетельствуют, что он прошел медицинский осмотр 28 апреля 1951 года. Но по причинам, которые он никогда не раскрывал публично, он не хотел служить в армии. Частично его сопротивление происходило от сильного желания достичь чего-нибудь за свою жизнь. Он как-то высказал эту надежду Уиллз в минуту отчаяния. На протяжении последующих нескольких месяцев он проведет кампанию, которая в конце концов увенчается успехом, чтобы избежать призыва, заявив своей домашней призывной комиссии, что он не может служить по убеждениям и по причине гомосексуализма.

Баст, уже и раньше с беспокойством относившийся к состоянию психического здоровья своего соседа по комнате, говорит, что стал еще больше волноваться, когда Дин начал ночи напролет проводить в прогулках к уже снесенному Пирсу развлечений в районе Венеция (Venice Amusement Pier), до рассвета общаясь с обитающими там низшими формами жизни. Дин предпочитал прогулки сну, потому что его стали мучить кошмары, связанные со смертью.

«Кошмары, – вспоминает Уиллз, – начали вызывать у него какую-то фобию, связанную со смертью».

Как раз когда казалось, что эмоциональное состояние Дина достигло дна, ему начали доставаться кое-какие крохи удачи. Изабель Дресмер нашла ему небольшую роль в телесериале-антологии Bigelow Theatre. В другом месте Тед Эйвери, коллега-капельдинер, с которым он подружился за свою драматичную неделю на студии CBS, нашел ему работу на «Парковке Теда», примыкающей к студии.

Работа в Bigelow Theatre представляла собой драму «TKO»; роль Дина была такой незначительной, что не отразилась в рецензиях. Сюжет развивался вокруг мальчика-подростка (его играл Мартин Милнер, позднее звезда сериала Route 66), который становится боксером в надежде заработать денег, чтобы помочь отцу. Съемки начались 19 июня на студии Jerry Fairbanks Studio, затем переместились на голливудский Стадион Американского легиона для съемок боев. Дину платили сорок пять долларов[1].

Чисто лакейская работа на «Парковке Теда», с другой стороны, повернет вспять ход всех прежних злоключений Дина. С апреля 1951 года, в субботу по утрам CBS передавала получасовой радио-сериал «Она же – Джейн Доу». Однажды утром режиссер Роджерс Брэкетт подкатил на своей машине к парковке, когда Дин был на дежурстве.

Несмотря на определенную горечь нескольких последних месяцев, он вполне был способен пустить в ход свое обаяние. Парковщик, с которым повстречался Роджерс Брэкетт, был оживленный, красивый, соблазнительный молодой актер, мечтавший сыграть Гамлета. Брэкетт также был само очарование. Дин не оставил рассказа о своем первом впечатлении при встрече с Брэкеттом, но композитор Алек Уайлдер описал свою первую встречу с Брэкеттом в Нью-Йорке за несколько лет до этого. «Прежде всего мне вспоминается звук его громкого, искреннего смеха в лобби гостиницы «Алгонкин», – писал Уайлдер.– Меня немедленно привлек естественный звук его рыка. Он вырос в Калвер-Сити, был дублером во многих фильмах, знал половину голливудского мира и всех странных людей его окраины. Его походка ковбоя не была позерством, потому что он провел большую часть юности верхом – даже играл в поло. Он презирал циничность профессии рекламного агента и то обстоятельство, что он отдает свое время и талант недостойному делу». Дин увидел такое же сочетание качеств.

Тут же Брэкетт решил прослушать Дина для «Она же – Джейн Доу». История повествовала о журналистке (Льюрин Таттл), которая меняла свой внешний облик, чтобы добыть истории, которые затем издатели публиковали под именем Джейн Доу. Хотя Дин действительно получил роль, ныне здравствующие члены актерского состава не помнят, чтобы они с ним работали. Мэдисон Массер замечает: «Я по сценарию был сердечным увлечением великолепной Льюрин Таттл. Я мало что помню об этом спектакле, за исключением того, что он значил для меня лично. Это был, в конце концов, последний вздох умирающего драматического средства массовой информации в нашей стране».

Но Льюрин Таттл, видная актриса радио и телевидения того времени, помнила Дина, и позднее была включена в число советников Фонда Джеймса Дина. В 1956 году в Нью-Йорке в кругу друзей Дина Таттл познакомилась с Аделин Брукшир, преподававшей Дину драматическое искусство в старшей школе. Таттл рассказывала Брукшир, что когда Дин впервые работал в спектакле «Она же – Джейн Доу», он бросал на пол каждый прочтенный лист сценария. Все актеры смеялись над ним за это, но этому его научила Аделин Брукшир.

Немного известно о том, как Брэкетт руководил своими актерами на радио[2]. Однако певица-сопрано, работавшая с Брэкеттом, как с режиссером в опере Алека Уайлдера четыре года спустя, вспоминает: «Это был переполох! С Роджерсом было очень весело. Он преимущественно просто ставил; он не слишком вдавался в особенности характеров. С ним было так весело, что мы просто смеялись большую часть времени».

Джон Майкл Хайес, автор сценария «Она же – Джейн Доу», говорит, что по его записям, Дин работал в четырех эпизодах: 28 июля, 11 августа, 15 и 22 сентября. Это помогло сделать финансовое положение Дина самым стабильным за целый год. В ведомости о выплате зарплаты указано, что за эпизод 11 августа он получил на руки $56.99.

По мере того, как Дин сближался с Брэкеттом, рушился уклад жизни в квартире с Биллом Бастом. Их частые споры о том, чей черед занимать деньги, чтобы оплатить счета, стали невыносимыми для Баста. Раньше в этом году Дин сообщил Джоан Мок, что Баст одновременно встречается с Беверли Уиллз; теперь была очередь Баста сообщить Джанетте Льюис, что Дин кроме нее встречается с Уиллз. Льюис приняла такую новость значительно более бурно, чем Мок. Когда в квартире Льюис и Баст выступили против Дина, произошла сцена со страшными криками и рукоприкладством. Когда дым рассеялся, выяснилось, что Дин до крови разбил Льюис губу, Баст собрал свои вещи и Льюис отвезла его в новую квартиру, а Дин остался единственным квартиросъемщиком.

В августе Дина взяли сниматься в фильме «Примкнутые штыки» (Fixed Bayonets), его первой картине[3]. Изабель Дресмер сообщила, что именно она нашла ему данную работу, эпизодическую роль в истории о Корейской войне, снимавшейся на студии 20th Century-Fox. Ведомость о выплате зарплаты (к выплате: $44.07) свидетельствует, что он работал в субботу 11 августа, поэтому должно быть он пришел на студию после того, как провел утро на радио в «Она же – Джейн Доу». Его фрагмент в роли часового приходится почти на конец фильма. В каске, чумазый, с оружием в руках, он вбегает, склоняется рядом с командиром и прерывисто дыша говорит: «Думаю, что я слышу, как они идут… Может, арьергард, а?» Его задача – просто объявить о возвращении остатков взвода, погибшего в течение фильма. Единственный комментарий в рецензиях, имевший отношение к Дину, была шутка в журнале «Вэрайети», о том, что не видно пара от дыхания солдат в горах Кореи, где должно было быть холодно.

Бизнес-пресса саркастически назвала «Примкнутые штыки» «самой реалистичной историей о войне до сего времени, потому что актеры получили девятнадцать индивидуальных травм. Первым упал Билл Хикман (позднее, в 1955 году, один из троих человек, сопровождавших Дина в его роковом путешествии в Салинас в Калифорнии), он сломал лодыжку во время падения со склона горы на съемочной площадке. Другие потери: штыковое ранение в ногу, ожог руки во время взрыва снаряда, перелом предплечья и вывих ноги.

На съемках Дин подружился с Тони Кентом, молодым актером из съемочной группы. Благодаря Кенту Дин тем же летом познакомился с Джеком Ларсоном, первым исполнителем роли Джимми Ольсена в телесериале «Приключения супермена». «Во время съемок «Примкнутых штыков» Джеймс Дин был симпатичным, живым и приятным в общении, – вспоминает Ларсон. – Тони Кент был обаятелен и Джимми, казалось, тоже».

Хотя Кент был упомянут в титрах картины, а Дин – нет, три года спустя он все еще барахтался, ища опору, в то время как Дин завершал свою первую большую кинокартину. Однако в августе 1951 года они вели одну борьбу за признание и выживание. Ее не описать яснее, чем это сделал Кент в своем письме, адресованном в 1954 году журналисту Сидни Сколски (в ответ на его колонку, где он отговаривал от выбора профессии актера).

«Я учился, дышал, думал, мечтал и работал ради актерской профессии», – писал Кент. Однажды Кент зашел в офис агента, был принят и немедленно направлен на съемки в фильме «Пари на два доллара», где у него была одна реплика. За этим последовал фильм «Примкнутые штыки», который, Кент был уверен, должен был стать для него прорывом. «От гримера до звезды –  Ричарда Бейсхарта – все говорили мне: «Вот оно»»,– вспоминал Кент.

Но после «Примкнутых штыков» карьера Кента забуксовала; у него не было работы в кино, и он водил грузовик в Голливуде. Через несколько месяцев он решил попытать удачи в Нью-Йорке, но ему пришлось работать оператором лифта, торговать книгами и печатать на машинке. Наконец, он нашел работу в летней труппе, где видная актриса посоветовала ему не терять веры, и тогда что-то обязательно появится. Он вернулся в Нью-Йорк ободренный хорошей работой и хорошими отзывами, но скоро снова пришел в подавленное состояние. Ему досталась какая-то работа на телевидении, но и она прекратилась. «Еще раз спасибо за эту колонку, – закончил Кент, – потому что в этом деле трудно достичь успеха».

Работа Дина в «Примкнутых штыках» – непризнанная, но большая ирония. Именно в то время, когда снимался фильм, Дин боролся, чтобы избежать тех опасных  военных действий в Корее, которые он воссоздавал на экране. По сообщению покойного ныне Роберта Кастера, бывшего директора управления выборочной военной службы штата Индиана и жителя Мариона на протяжении всей жизни (центра родного графства Дина), Дин просил отсрочки на основании убеждений. (Такое заявление могло быть закономерным, если основываться на квакерском вероисповедании Дина). В подтверждение прилагалось письмо священника из Калифорнии.

Кастер говорил, что Дин также написал письмо, где утверждал, что он гомосексуалист (предположительно, в надежде получить отсрочку). Кастер узнал об этом от Нелле Хайнс, работавшей клерком призывной комиссии в 1951 году, обсуждавшей это с Кастером, хотя он и не был членом комиссии[4].  Он добавил, что комиссия отклонила оба заявления – и об отказе по убеждениям, и о гомосексуализме, поэтому Дин подал на апелляцию в национальную призывную комиссию. Вопрос был решен только осенью.

Борьба с призывной комиссией и разнообразные новые работы Дина перемежались с выходными, которые он проводил с Брэкеттом. Иногда, закончив  с «Она же – Джейн Доу», они ездили в Тихуану и на бои быков[5]. «Несомненно, две вещи привлекали Джимми в боях быков, – позднее замечал режиссер Николас Рей.– Это был ритуал, неотвратимое испытание выносливости матадора, вызов, дающий ему шанс самоутвердиться . И физическая грация». Благодаря Джеймсу ДеУирду, показавшему в Фэрмаунте любительскую киносъемку боев быков в Мексике, Дину уже был знаком этот спорт. Теперь, вдохновленный тем, что он увидел в Тихуане, он быстро увлекся.

В воскресенье после обеда Брэкетт и Дин бывали в коттедже ведущего бродвейского дизайнера костюмов Майлза Уйата в Малибу. «Как мне помнится, Гамлет приезжал каждое воскресенье с Роджерсом, – рассказывал Уайт. – Тем летом я был в Лос-Анджелесе, потому что выполнял дизайн костюмов для Оперного театра Лос-Анджелеса и цирка «Барнум и Бейли». Я жил по адресу Уэст Топанга Бич роуд, дом 18674. Роджерс, мой ассистент Ральф Аллен и я начинали состязаться в остроумии, а Гамлет просто пил пиво в уголке; он ничего не говорил. Это раздражало Ральфа, который не мог понять, почему он к нам не присоединяется».

Когда лето подходило к концу, Дин стал понимать, что будучи предоставленным самому себе, он сталкивался с неудачами и поражением; когда он объединял свои силы с богатыми и имеющими связи поклонниками, прорваться в актеры было намного более вероятно. В русле дальнейших действий лежали два варианта. С одной стороны, они с Беверли Уиллз говорили о том, что поженятся и переедут в Нью-Йорк, где Дин надеялся играть на сцене, проживая деньги скопленные Уиллз за время работы на радио. С другой стороны, Роджерс Брэкетт приглашал его поселиться у себя в элегантном жилом комплексе Сансет Плаза.

Изабель Дресмер вспоминает, что Дин обратился к ней с вопросом в духе «орел или решка»: «Что я могу сделать, чтобы помочь своей карьере: жениться на Беверли Уиллз или переехать к Роджерсу Брэкетту?» Дресмер ответила: «Я бы сказала «нет» в обоих случаях. Поступай, как хочешь». Как ей представлялось, «речь шла о том, к чему он мог пристроиться». Собиралась Беверли Уиллз замуж за Дина всерьез или нет, но, очевидно, Брэкетт был более убедительным, потому что Дин переехал в Сансет Плаза и указал ее как свой адрес на студии 20th Century Fox.

Брэкетт и Дин вместе читали «Мулен Руж» Ла Мюра или, что было более родным Дину, стихи поэта-уроженца Индианы Джеймса Уиткомба Райли. Самый далеко идущий вклад Брэкетта в литературное образование Дина было его знакомство с книгой «Маленький принц» Антуана де Сент-Экзюпери. Любовь Дина к этой книге стала легендарной, он настаивал, чтобы все его близкие друзья познакомились с ее идеей: «Самого главного глазами не увидишь». Брэкетт узнал о «Маленьком принце» от Мэдисона Массера. «Несколько раз, – говорит Массер, – я читал ее вслух друзьям, и однажды в компании был Брэкетт. Красота этой книги заставила его прослезиться, и он хотел получить для меня права на звукозапись ее чтения. Наведя справки, он узнал, насколько я помню, что права принадлежали единственному человеку – Хеди Ламарр, так это и осталось».

Однажды Дин привез Брэкетта в Резеду познакомиться со своим молчаливым отцом и мачехой, эта встреча показалась Брэкетту странной. В ответ Брэкетт отвез его в дом своей матери в Калвер-Сити. «Роджерс и Тесс [его мать] были очень близки и обожали друг друга, – рассказывал Мэдисон Массер. – Как Роджерс, Тесс была постоянно в движении». Выходя в свет, Брэкетт и Дин иногда посещали блюзовые выступления Стеллы Брукс, признанной салонной певицы того времени. Однажды между номерами Дин спросил Брукс, какого она происхождения, и она саркастически парировала: «Ты хочешь знать, еврейка ли я?» Позднее она вспоминала, что Дин набрал воздуха в легкие и сказал «да». «Я еврейка», – подтвердила она.

После смерти Дина Брэкетт во время пьяного монолога в нью-йоркском ресторане «Блю Риббон» делился своими воспоминаниями о Дине со своим другом Мартином Рассом. «Роджерс говорил о том, каким очаровательным был Джимми, – сообщил Расс, – и рассказывал, как однажды на ужин они ели курицу, и после Джимми смастерил необыкновенный мобиль из костей. В другой раз, после того, как Роджерс попал в небольшую аварию, он приклеил пластырь на крыло машины. Такие проявления не только трогали Роджерса, он связывал их с замечательной предрасположенностью Джимми к сцене.

Во время нашего разговора Роджерс достал из бумажника фотографию, чтобы показать мне. Это был Джимми, обнаженный, сидевший на дереве. Нет, гениталии не были видны. Это был определенно Джимми. Роджерс плакал, когда показывал мне фотографию[6]».

Мэдисон Массер вспоминает: «Что касается Роджерса и Джимми, все думали, что это шутка: Роджерс берет под крыло этого простодушного в социальном смысле и учит его, какой вилкой пользоваться. Мне приходили письма от знакомых из Калифорнии, где по сути говорилось: «У Роджерса на буксире этот парнишка, Гамлет, при котором он старается играть роль Свенгали». Но Роджерсу нравилось воспитывать людей».

Изменение в положении Дина было очевидно для Изабель Дресмер, когда она в следующий раз пригласила его на обед. «Он очень расстроился, потому что у них не было соуса с рокфором, – вспоминала она. – Я спросила его: «Почему тебя это огорчает, когда на прошлой неделе ты был доволен, получив просто сэндвич? Он ответил: «Я побывал в разных местах, у меня появилась кое-какая новая одежда».

Беверли Уиллз переехала на лето в дом своего отца в роскошном районе Парадайз Коув, расположенного после Малибу, если ехать из города. Первоначально эта перемена показалась Дину развлечением. Мануэль Гонсалез, ставший возмездием для Дина в «Сигма Ню», по совпадению тоже жил в Парадайз Коув. «Мне случалось несколько раз видеть Джимми после того, как он оставил нашу ячейку, когда он приезжал в гости к своим друзьям, жившим по соседству со мной в Малибу бич, – рассказывал Гонсалез. – Каждый раз он казался довольно дружелюбным и представлялось, что он чувствует себя намного счастливее вне братства, чем, я уверен, он чувствовал бы себя его членом».

В начале августа Уиллз вернулась в Бель-Эйр, чтобы присутствовать на празднике в честь своего восемнадцатилетия, который устраивала ее мать. Джим был одним из ее гостей, и они прекрасно провели время вместе. Но  переезд Уиллз в Парадайз Коув в конце концов подчеркнул огромную классовую пропасть между ней и Дином. Одной из проблем были расходы. «Но почему ты не можешь встретиться со мной в Голливуде? – жаловался он. – Это так далеко, у меня все время заканчивается бензин».

«У моря я чувствовала себя дома, – размышляла Уиллз. – Я была в большой компании счастливых ребят, с которыми я росла каждое лето, и мы очень веселились. В этой беззаботной атмосфере, среди мальчишек и девчонок, которые, казалось, не беспокоятся ни о чем в жизни, Джимми как-то стоял особняком. Когда Джимми подходил, они смотрели на него, как на чужака. Он был очень чувствительным и его очень обижало, когда на него смотрели сверху вниз».

Последней каплей стал конфликт однажды вечером на танцах. Несмотря на свое великолепное чувство ритма и движения, Дин не знал танцев, которые там исполняли. Один местный парень перебил Дина, когда он пытался танцевать с Уиллз, и Дин взорвался. «Он схватил парня за шиворот и пригрозил ему подбить оба глаза», – с ужасом вспоминает Уиллз. Смущенная и рассерженная, она выбежала из танцевального зала на пляж. Дин последовал за ней, и между ними произошла окончательная размолвка. Он, разумеется, скрыл от нее характер своих отношений с Брэкеттом, поэтому разрыв устранил неловкость. Однако он искренне скучал по Уиллз и времени, приятно проведенном вместе с ней, по словам Карен Шарп.

«Джимми очень страдал и был потрясен их разрывом», – говорит Шарп. Дин подружился с Шарп, пока встречался с Уиллз, и теперь обратился к ней за моральной поддержкой. «После разрыва он проводил со мной много времени, – говорит она. – Я утешала его. Обычно он приходил к нам домой днем. Моя мама приглашала его остаться на ужин. Он всегда принимал каждое приглашение. Она была идеальная мама – понимающая, никогда не осуждающая – это ему нравилось.

Джимми был веселым, остроумным и находчивым. В нем было какое-то веселое безумие. Мы заходили в универмаги или в прачечную самообслуживания в Уэствуде и импровизировали, как будто мы были женаты. Мы беседовали с хозяином или с посетителями о пустяках, о которых говорят молодые семейные пары. Это была проверка нашего таланта. Часто мы приходили во внутренний двор дома, где находилась моя квартира и Джимми притворялся матадором. Я должна была быть быком, и он выкрикивал: «торо! торо!» Он изображал, что проносит плащ, как делают матадоры, потом радостно смеялся. При этом он был счастлив, а я умирала от скуки!»

Шарп ничего не знала о личной жизни Дина. «Я никогда не проявляла любопытства – говорила она. – Я никогда не знала, где он живет. Он всегда приходил в мою квартиру. Я никогда не видела его с кем-нибудь. Он никогда не говорил о своих целях нормально; казалось, он держит свои планы в секрете. Он мог исчезнуть без предупреждения на несколько недель подряд. Но он знал, что если я буду нужна ему, я рядом. Мы никогда не были любовниками, только друзьями. Никогда не было никаких обязательств. Он мог прийти, когда хочет. Ему это было удобно».

Брэкетт продолжал прилагать усилия к тому, чтобы открыть двери для Дина. Он отправил его домой к Леонарду Шпигельглассу, сценаристу студии MGM. Про Шпигельгласса было известно, что он агрессивный гомосексуалист, по словам Майлза Уайта, «очень быстрый в нападении», некрасивый и обидчивый. Дин стряхивал пепел с сигареты на ковер и в остальном вел себя «как животное». Шпигельгласс выставил его из своего дома.

Последний эпизод «Она же - Джейн Доу» был в эфире 22 сентября 1951 года, и компания, где работал Брэкетт, предложила ему продюсировать детскую телепрограмму «Ранчо Золотой луг» в Чикаго. В то время как газеты были полны сообщений о медленной смерти радио, – «радио затягивает пояс перед самым критическим годом в своей звездной карьере, – отмечала газета «Голливуд репортер» – Брэкетту это представлялось не только необходимым шагом, но и ступенькой на пути к работе в Нью-Йорке. В этом плане была только одна загвоздка – что делать с его молодым другом. Но вышло так, что Дин захотел переехать вместе с ним.

Думал ли Дин о том, чтобы остаться в Чикаго с Брэкеттом – неизвестно, но переезд в Нью-Йорк был у него на уме некоторое время.

Конечно, Дресмер, Джеймс Уитмор и многие другие говорили ему, что это был лучший способ приобрести актерский опыт. Маргарет Энн Карран вспоминает, как обсуждала это с ним за кофе в Tip’s в Уэствуд-вилледж. «Он спрашивал мое мнение о том, стоит ли ему ехать, – вспоминает она. – Он не был особенно хорош в Шекспире, и я не думала, что у него достаточно таланта. Но он так хотел стать актером. Сказать нельзя, как сильно хотел. И я поддержала его в стремлении поехать, потому что знала, как сильно ему этого хочется, и он никогда не будет счастлив, если этого не добьется».

По иронии судьбы, как раз когда Дин взвешивал «за» и «против», думая о переезде, ему стали поступать предложения работы. Он получил роль в своем втором фильме, на этот раз на студии «Парамаунт» в комедии Дина Мартина и Джерри Льюиса «В море с ВМС», позднее получившей название «Берегись, моряк!». Он играл одного из двоих секундантов боксера-любителя,  военного моряка, которому в соперники достался Джерри Льюис. Когда Дин массажирует своего подопечного в раздевалке, они слышат, как Льюис резко переходит на боксерский жаргон в надежде получить психологическое превосходство. Комбинация Льюиса удается; Дин восклицает: «Этот парень – профессионал!» К несчастью для Льюиса, Дин и его трио сговариваются и приводят на бой профессионала, брата своего любителя, чтобы сравнять силы.

Работа заняла три дня, два первых – непосредственно съемки боя, где можно видеть, как Дин входит на ринг или выходит с него, пролезая между канатами, перекидывает полотенце через плечо, и в конце помогает своему нокаутированному боксеру покинуть ринг после того, как Льюис случайно, но предсказуемо победил. Сцена в раздевалке снималась в третий день.

«Берегись, моряк!» для Дина стал в своем роде небольшой личной вехой – его имя впервые появилось в газете «Голливуд репортер», в разделе «Актерский состав». Возможно, также он стал местом знакомства Дина с человеком, который позднее будет иметь большое значение для его карьеры, Диком Клейтоном[7]. Хотя сейчас Клейтон – ведущий голливудский агент, тогда он был второстепенным актером, получившим однодневную работу на съемках фильма «Берегись, моряк!» в роли писаря.

Клейтон вспоминает: «К тому времени я решил для себя, что у меня нет актерского таланта. Я сказал Джимми, что собираюсь попробовать стать агентом и спросил его, что он собирается делать. Он сказал, что собирается перебраться в Нью-Йорк. Я убеждал его быть уверенным в себе и найти Джейн Бродер или Джейн Диси, потому что они хорошие агенты. В конце концов он стал работать с Джейн Диси, конечно. Может быть, он так и не дошел до другой Джейн».

Как только Дин закончил работу на студии «Парамаунт», он отдал свой Шевроле 1936 в сервис для ремонта трансмиссии, чтобы можно было продать его. Он сворачивал свои дела как можно быстрее, но оставались два важных дела, которые предстояло закончить до отъезда: работа над третьим фильмом и второе медицинское освидетельствование в призывной комиссии, оба были назначены на 9 октября.

Все ранние фильмы Дина были переименованы после выхода в прокат. Третий, на студии «Юниверсал Интернешнл», начинался как «О, деньги, деньги», но в конце был назван «Кто видел мою девушку?». В главных ролях снимались Чарльз Кобурн, Рок Хадсон и Пайпер Лори. Дин и Род Бладел, его друг по Калифорнийскому университету и тоже клиент Дресмер, были приглашены для съемок в одной и той же короткой сцене[8].

Персонаж Кобурна был богач, который для того, чтобы скрыть свое привилегированное положение пошел работать продавцом содовой. Дин и Бладел играли двух нахальных студентов. Когда Кобурн отправляет Тони (Бладелу) соду с мороженым, так что она скользит по стойке, Бладел шутливо отвечает: «Получил, дедуля», камера следит за содой и останавливается на Дине, беззаботно облокотившегося о стойку. Он требует шоколадный коктейль с солодом с очень подробными уточнениями: «шоколада погуще, побольше молока, четыре ложки солода, два шарика ванильного мороженого, один смешать со всем остальным и – небрежно нахлобучивая шляпу – один сверху». Кобурн достойно отвечает – просит его подойти позднее для подгонки.

Бладел вспоминает: «Изабель Дресмер показала наши фотографии в кастинговом офисе. Однажды прихожу днем домой и нахожу сообщение: меня приглашают на следующий день на студию «Юниверсал». Там второй режиссер одобрил меня и Джимми. Но он не взял нас на работу тут же. Других ребят тоже приглашали. Потом мне еще раз позвонили по телефону и сообщили, что меня взяли на роль Тони. Нам заплатили по пятьдесят пять долларов. Съемки проходили не рано утром, нам не пришлось долго ждать своей очереди. Они были очень хорошо организованы.

Когда нас фотографировали для пробы костюмов, к нам подошел Пайпер Лори и похвалил наши костюмы. Я подумал, как мило со стороны звезды так обращаться с парой исполнителей эпизодических ролей. Мы разговаривали с Чарльзом Кобурном, пока ждали своей сцены. Джимми спросил: «Как давно вы занимаетесь этим делом?» Кобурн спросил: «Ты имеешь в виду театр?» Кобурн считался лучшим игроком в покер в Альянсе кинематографистов, говорил с молодыми людьми об азартных играх и сказал, что считает отвратительным запрет в Калифорнии играть в азартные игры у себя дома.

«Джимми пришлось повторить свой отрывок несколько раз, – продолжает Бладел. – Дуглас Сирк давал ему очень мало указаний. Он просто сказал «изображать высокомерие и беспечность».

«Когда все закончилось, Джимми отвез меня в кампус, где у меня была репетиция спектакля «Кандида». Он зашел на репетицию на несколько минут, чтобы поздороваться со старыми друзьями». Бладел и другие не знали, и Дин не сообщил им, что он уезжает из Калифорнии через считанные часы.

До послеобеденных съемок на студии «Юниверсал» Дин прошел второе медицинское освидетельствование в призывной комиссии, редкий случай в системе зачисления на военную службу, где обычно бывало достаточно единственного освидетельствования. Записи не дают никакого объяснения этому и только сообщают, что в результате он был признан не годным к службе. Основание для этого решения утрачено для истории. Однако позднее Брэкетт признался, что оплатил несколько визитов Дина к психиатру, благодаря которым он мог получить справку о том, что он гомосексуалист. Возможно, прием 9 октября был чистой формальностью – чтобы передать справку от психиатра военному врачу. Цель такого психиатрического исследования – подкрепить первоначальное заявление Дина о своей гомосексуальности – была бы важна только если в призывной комиссии графства Грант отклонили это заявление, потому что не поверили ему.

Через два года в Нью-Йорке Дин будет обсуждать призыв со своим другом Джонатаном Гилмором . «Однажды вечером в кофейне на Бродвее, – сообщает Гилмор, – Дин сказал, что можно избежать призыва, если заявить о своих бисексуальных наклонностях – что, конечно, включало в себя гомосексуальные наклонности, но было опасение получить клеймо голубого. Он заметил, что в управлении выборочной военной службы не дураки, и они будут проверять, не стараешься ли ты скрыть от них истинные факты. «Это все равно, что сказать, что немного болен проказой, – сказал он». Дин сообщил Гилмору , что его до сих пор не призвали, потому что он был ниже категории I-A из-за плохого зрения, но выше категории IV-F, потому что не был слепым.

Вероятно, Дин уехал из Голливуда на следующий же день, так как к 15 октября он уже был в Фэрмаунте, а до этого побывал в Чикаго. Карен Шарп говорит, что он ужинал у нее дома накануне своего отъезда. Он уже говорил ей на протяжении какого-то времени, что думает об отъезде. «Я обдумал, как это проделать, – сказал он, – и когда я вернусь, я буду звездой». Он не сказал, как он доберется до Нью-Йорка или что он остановится в Чикаго и Индиане. Непонятно, поехал ли он в Чикаго вместе с Брэкеттом или Брэкетт уехал раньше, хотя друзья Брэкетта считают, что они уехали вместе. Беверли Уиллз говорила, что Дин звонил ей после их разрыва и сказал, что «один друг» довезет его до Нью-Йорка бесплатно.

Заняв номер в гостинице «Амбассадор Ист», самой дорогой в Чикаго, для себя и Дина, Брэкетт немедленно приступил к работе над «Ранчо Золотой луг». Компания назначила его также ответственным за рекламу на AM радиостанции WMAQ – не режиссировать, а контролировать, чтобы все шло гладко с рекламными роликами.

Дин почти сразу покинул Чикаго, чтобы без предупреждения навестить Фэрмаунт. За три дня до его приезда газета старшей школы Фэрмаунта, не предполагая о том, что он скоро приедет, опубликовала очерк о нем на материале его довольно давнего письма родным. Прежде всего сообщалось, что Дин проводил «большую часть времени на киносъемках в Bigelow Theater, по ошибке принимая название сериала за название киностудии. «Хотя он играет в значительном числе этих фильмов, до выхода в прокат многое оказывается вырезанным, так что Джим порой не знает, появится ли его роль в конечном варианте фильма. Его последняя работа – «Примкнутые штыки».

Он достиг успеха в стрельбе из лука и гольфе. Недавняя поездка в Мексику сделала его поклонником боев быков до такой степени, что он намеревается стать матадором. Кроме всех этих занятий Джим находит время, чтобы появляться иногда на телевидении. Он живет всего в двадцати милях от своего отца и часто заезжает к нему. В последний раз он приезжал в Фэрмаунт около года назад».

Как только Дин ступил на землю Фэрмаунта, он превратился в «здорового, ничем не отличающегося от других» парня из Индианы, каким его считали в Фэрмаунте. За исключением новых знаний в актерской профессии, все приобретенные за последние два года навыки выживания в городе были скрыты и не проявлялись. Хотя заключение о его отношении к призыву станет официальным только 14 ноября, уже могли ходить толки о том, что в заявлении в призывную комиссию он назвался гомосексуалистом. Он мог считать, что такая информация конфиденциальна и не выйдет за пределы призывной комиссии. С другой стороны, если он знал о толках, приехать было отважно.

Он навестил Аделин Брукшир и самонадеянно спросил, не могла ли она организовать его выступление перед общим сбором школы, план который она стала продвигать. Пока Брукшир убеждала недоверчивого директора, что Дин не попросил бы о выступлении, если бы не был в состоянии провести его, Дин спешил обратно на ферму Уинслоу, чтобы захватить плащ матадора. Согласие директора на проведение выступления показывает, что жители Фэрмаунта были в какой-то степени поражены огромными, как они предполагали, успехами Дина на актерском поприще. Ему дали пятьдесят минут, он выступал девяносто.

Дин ходил взад вперед по центральной части зала, обращаясь с речью  к собранию учеников, рассказывая о своих приключениях в рекламе Пепси, в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе и в Голливуде, и подключая искусство. В какой-то момент он остановил взгляд на Брукшир и задал риторический вопрос: «Почему вы не учили с нами Шекспира?» Хотя она промолчала, ей было удивительно, что Шекспир, которому она его учила, похоже, не отложился в памяти.

После продолжительного монолога последовала демонстрация боя быков, которую никто из студентов, особенно девушек, не смог забыть. Они вспоминают, что Дин был одет в кремовый жакет и брюки, белую рубашку в красную полоску (расстегнутую почти до талии), на его шее была золотая цепочка. Ученика старшего класса призвали на помощь в качестве быка, и он раз за разом пробегал через сцену с длинной палкой в руках, которая изображала рога. Дин крутил плащом и восхищал учеников своей грацией.

Некоторые баскетболисты вспоминают, что Дин присоединился к ним на тренировке, а потом драматически полз в душевую из зала, притворяясь стариком и человеком, совершенно потерявшим форму.

Почти в той же мере, как выступление с боем быков, в предания Фэрмаунта вошла репетиция пьесы младшего класса «Люди похожи на трамваи», проведенная Дином по просьбе Брукшир. Свою задачу он видел в том, чтобы вести крестовый поход, донося актерскую технику уровня Джеймса Уитмора до группы робких школьников в маленьком городке. Перед началом репетиции, рассказывает Бил Пейн, «мы все были в театральном классе, и он спрашивал каждого из нас о предыстории нашего персонажа. Когда он дошел до меня, я сказал, что не знаю,  и ему это не понравилось, поэтому он сразу перешел к следующему ученику».

Похоже, Дина особенно волновали выходы на сцену. Исполнительница главной женской роли Лола Смолл должна была выйти на сцену и взять в руки молот, Дин заставил ее повторить это действие несколько раз. Вэлэри Пейс, в роли служанки, не могла произнести свою реплику при выходе так, чтобы Дин остался доволен. Он отвел ее в другой класс, но вместо того, чтобы объяснить ей реплику, сказал: «Теперь мы дадим им всем повод для разговоров!»

Персонаж Джилл Корн должны были отшлепать, но когда шлепающий не оправдал надежд Дина, он перекинул Корн через колено, чтобы продемонстрировать, как правильно шлепать. При этом скула Корн вошла в контакт с углом стула, на котором сидел Дин, и ее глаза наполнились слезами. Когда Дин увидел это, он извинялся. Незадолго до полуночи в аудиторию пришел муж Брукшир и пожаловался, что ему звонят разгневанные родители и спрашивают, почему их отпрыски не дома. «Миссис Брукшир никогда не задерживала нас позднее десяти, – говорит Корн. – А здесь была полночь, а мы еще не закончили и первый акт. Но все-таки Джимми подвез меня домой».

В завершение довольно загруженной недели Дина «Фэрмаунт ньюс» сообщила: «Джеймс Дин и преподобный Джеймс ДеУирд в субботу утром [ 20 октября ] отбыли в Чикаго по делам на несколько дней. Мистер Дин провел пять дней у родственников в Фэрмаунте». Присутствие ДеУирда в Чикаго создавало для Дина некоторые проблемы с логистикой. Сказал ли он ДеУирду о Брэкетте (или Брэкетту о ДеУирде), представил ли он их друг другу и сообщил ли он Брэкетту, что возвращается – на эти вопросы нет ответа. Хотя Дин мог бы наслаждаться роскошью «Амбассадор Ист» за счет Брэкетта, он предпочел остановиться с ДеУирдом в более скромном месте, пока они занимались делами. Не уточняя, каким было размещение для сна в Чикаго, ДеУирд рассказывал журналисту, что Дин взглянул на шаткую кровать с четырьмя стойками по углам и пошутил: «Когда-то вы учили меня молиться. Теперь будем молиться, чтобы эта штука на меня не упала».

В конце концов Дин вернулся к Брэкетту. Но он был крайне беспокойным, и Брэкетт решил, что лучше всего отправить его в Нью-Йорк. Брэкетт позвонил своим друзьям Алеку Уайлдеру, жившему в гостинице «Алгонкин», и Мэдисону Массеру, актеру, работавшему в «Она же – Джейн Доу», и попросил их объяснить Дину что к чему, когда он приедет. Потом он купил Дину билет на поезд 20th Century Limited и отправил в путь.

Жизнь Дина в Калифорнии на протяжении 1951 года позволяет сделать интересные наблюдения. Он сохранил обычные квитанции об оплате и мелкие финансовые записи; он хотел задокументировать свои действия. Однако, он строго контролировал информацию о своей личной жизни, как в случае с письмом, процитированным в школьной газете Фэрмаунта. Он точно сообщил о своем интересе к стрельбе из лука и гольфу, не упоминая Беверли Уиллз, которая была его партнером в этих спортивных занятиях, и свой энтузиазм по отношению к боям быков, не упоминая Роджерса Брэкетта.

Если бы Дин остался в Голливуде, он бы не страдал от нехватки работы. «В тот день, когда он уехал, – рассказывала Изабель Дресмер, – со студии Fairbanks Studio опять позвонили, чтобы пригласить его участвовать в их следующем крупном религиозном проекте, опять в роли апостола Иоанна. Я обзвонила четыре гостиницы в Чикаго, пытаясь найти его[9]. Но без предстоящего ученичества в Нью-Йорке Дин, возможно, не нашел бы подходящего контекста для своего натуралистичного, нетрадиционного актерского дарования, хотя его признаки уже проявлялись в эпизодах в кино. Нью-Йорк позвал его, и Дин уже созрел для того, что он может дать.

 


[1] Возможно, Дин так и не увидел трансляцию «TKO». В Индиане она была в эфире 6 сентября 1951 года, и его появление должным образом было отмечено в «Фэрмаунт ньюс». Но, похоже, в Лос-Анджелесе  «ТКО» показывали только в конце октября, после того, как Дин уехал из города.

[2] Он был настоящим профессионалом на радио, поскольку в сороковые годы режиссировал Vox Pop и We the People.

[3] Во время съемок и в начале проката фильм назывался «Старые солдаты не умирают» (Old Soldiers Never Die).

[4] Нелле Хайнс большую часть своей долгой жизни посвятила работе в системе выборочной призывной службы. Во время Второй Мировой войны она была выездным координатором штата Индиана, проверявшим все местные призывные комиссии, чтобы обеспечить их эффективную работу. В годы войны во Вьетнаме работала директором местного управления выборочной военной службы. В тот период, когда Дин подавал заявление об отсрочке, ее часто цитировали в газете Мариона по вопросам зачисления на военную службу.

Десятилетия спустя Аделин Брукшир спросила Хайнс, встретив ее в бакалейной лавке, что на самом деле стояло за историей о Дине и призыве. Хайнс сказала, что Дин написал письмо в местную комиссию, где говорилось «вы не хотите, чтобы я был в вашей мужской армии». В 1987 году Брукшир звонила Хайнс, чтобы она подтвердила это. Но Хайнс, которой в то время было около девяноста лет, повесила трубку. Нельзя установить, была ли она тем источником, который в начале пятидесятых выдал содержание письма Дина – которое быстро стало циркулировать по всему Фэрмаунту. Но она передала эту историю Роберту Кастеру.

Брукшир всегда знала о слухах. Через пять дней после смерти Дина у нее был долгий разговор с Берлом Ивзом, снимавшимся в «Бунтаре без причины» вместе с Дином. Ивз спрашивал ее, были ли у Дина гомосексуальные наклонности. Брукшир написала своей матери о случае с Ивзом и напомнила ей о прежних слухах из призывной комиссии.

[5] В профессиональных газетах регулярно размещались объявления о боях быков; в Голливуде было принято их посещать.

[6] Расс сказал, что слышал о пресловутой, но размытой и не поддающейся проверке фотографии, где, как утверждается, изображен Джимми с эрекцией на дереве, в последствии опубликованной в книге Пола Александра «Бульвар разбитых надежд», но фотография из бумажника Брэкетта была другая.

«Парень на дереве в книге Пола Александра – не Джимми. Нет даже ничего похожего», – говорит Джонатан Гилмор.

Слухи о фотографиях, изображающих Дина обнаженным на дереве, тем не менее правдивы, по мнению Джона Уиллза из журнала «Theatre World», утверждающего, что он видел их. Он считает, что фотографии были сделаны Эрлом Форбсом, штатным фотографом при Дэниэле Блуме, предшественнике Уиллза на посту редактора «Theatre World». Уиллз говорит, что и у Блума, и у Форбса были серии фотографий Дина и многих других молодых людей.

[7] Хотя Клейтон утверждает, что он познакомился с Дином на съемках «Берегись, моряк!», записи в журнале съемок показывают, что он работал только один день, 6 сентября 1951 года, а Дин начал работать только 29 сентября.

[8] Бладел снимался под именем Род Баркли.

[9] Jerry Fairbanks Studios были верны своим актерам. Например, Рут Хасси, исполнившая роль Марии в «Первой горе», уже играла ту же роль в рождественской программе.

 

Категория: Вэл Холли | Добавил: karla-marx (14.06.2016)
Просмотров: 1822 | Теги: Val Holley, Биография, Вэл Холли | Рейтинг: 5.0/4
ПОСЛЕДНИЕ СТАТЬИ

Всего комментариев: 0
omForm">
avatar