James Dean. A Biography, Val Holley, 1995

Перевод: Наталия Николаева для james-dean.ru

Глава 3. Байрон Джеймс

В Санта-Монике Дин поселился вместе с отцом, Уинтоном Дином, и мачехой, Этель Кейс Дин, по адресу Шестая улица, дом 814-В. Как сообщает друг Дина Джонатан Гилмор, Дин понял «через пять минут» после возвращения к отцу, что это была «злосчастная, отвратительная ошибка». Джимми говорил, что по словам мачехи, его отец считает позором, что Джимми одурманен идеей зарабатывать на жизнь работой в кино. Уинтон сказал, что актерство – «не мужское дело», и что в кино «полно слюнтяев».

Положение усложнилось тем, что Дину не понравилась мачеха, и он проводил мало времени дома. Но в своих письмах семье Уинслоу и бабушке с дедушкой он не рассказывал об этом, упоминая только, что они с отцом ходили играть в боулинг и гольф.

В середине июня 1949 года Дин обнаружил желанную отдушину в своей жизни в отцовской квартире. Он присоединился к труппе экспериментального крыла Театральной гильдии Санта-Моники (Santa Monica Theater Guild),  показывавшей цикл из четырех одноактных пьес в Майлз Плейхаус (Miles Playhouse). В письме бабушке и дедушке он назвал себя «полноправным членом труппы». Хотя он поступил слишком поздно, чтобы принять участие в какой-либо из пьес, в четверг 23 июня он писал в письме, что опыт, который он получил, создавая декорации в старшей школе, позволил ему стать заведующим художественно-постановочной частью. Он умолчал, что по крайней мере до конца фестиваля одноактных пьес,  он отказался от своей и их фамилии и назвался в программке Байроном Джеймсом.

Еще в отрочестве и позже Дин носился с идеей изменить свое имя, чтобы оно звучало как имя знаменитости.

В старшей школе он однажды «вбежал» в класс Аделин Брукшир и сказал: «У меня блестящая идея. Я собираюсь поменять имя на Маркус Дин. Моим тете и дяде это понравится». Уинслоу были польщены, но разубедили его.  Позднее один агент  отговорил его от подобной идеи.  Его первое лето в Санта-Монике – единственный период, когда он использовал сценический псевдоним.

Что действительно стало для Дина главным событием этого лета, так это приезд в Лос-Анджелес Бетт МакФерсон, чей контракт преподавателя в Фэрмаунте не был продлен. «Мне было сказано, что учителю не подобает жить в квартире над баром, – пояснила она. – Кроме того, по выходным я ездила с моим боссом Джо Пейном – который случайно оказался также председателем школьного совета – расписывать церкви. О нас пошли слухи, и меня вызвал к себе по этому вопросу директор. Я спросила: «Вы что же, думаете, что у меня настолько плохо с деньгами?» и прозвучало это хуже, чем было на самом деле. Для меня все было кончено. Меня уволили в конце 1949 учебного года».

Чтобы прийти в себя после увольнения, она решила провести лето в Лос-Анджелесе вместе с двумя другими молодыми женщинами – Джулией Бэррон и Донной Джин Моррис, подругами из родного города, тоже школьными учительницами. Ее двоюродная сестра Марджори Армстронг уже жила в Лос-Анджелесе. «Бетт любила ходить по барам, – рассказала Армстронг. – Она просто хотела выпить пива и поболтать. Она не была распущенной. Уверяю вас, она не была алкоголичкой».

МакФерсон говорит, что когда она известила Дина о своем приезде, он был рад, «потому что у него будет кто-то знакомый с машиной. Когда я приехала, моя двоюродная сестра была в отъезде на выходные. Поэтому я позвонила Джиму, и он нашел нам место, где остановиться на эту воскресную ночь. Он отвез туда нас с Джулией, уехал на машине домой и на следующее утро приехал за нами.

Джиму было нечем заняться тем летом, и он  повсюду ездил  с нами. Он показал нам многие достопримечательности – Alvarado Drive, Forest Lawn Cemetery, где похоронены многие знаменитости. Помню, как я любовалась витражами. Ума не приложу, когда он успел столько узнать о тех местах. Он не намного дольше был в Лос-Анджелесе, чем я, и Уинтон, конечно, не показывал ему все это.

«Моя подруга Джулия как-то в воскресенье в Католическом обществе (Catholic fellowship) познакомилась с матерью актера Дона Амичи (Don Ameche), ее звали Бейб, и была приглашена в дом их семьи в долине Сан-Фернандо. Джим и все мы поехали с ней. Ему было интересно посмотреть дом Дона Амичи.

«У него была работа – он рисовал для кого-то вывески. Однажды, когда он получил деньги, мы купили пива, поехали на пляж и устроили там пивную вечеринку. Еще мой друг, сам из Индианы, но живущий в Лос-Анджелесе, устраивал вечеринки, и мы с Джимом там бывали. Мы ходили на танцы, я учила его танцевать. Однажды нас остановила полиция по пути в Лейк Эрроухед (Lake Arrowhead), рано утром, за то, что мы не остановились перед знаком «стоп». В другой раз нас остановили за ярко горящие фары».

У Марджори Армстронг был домик на озере Эрроухед в местечке Emerald Bay. Дин и МакФерсон несколько раз ездили туда  кататься на водных лыжах. «Бетт говорила, что он ужасно напугал ее, пока вел машину в Эрроухед, а Бетт не из пугливых, – вспоминала Армстронг. – Мой муж не возражал против девушек, но парни ему не понравились. Их было больше, чем один – Джимми Дин привез с собой друзей. Честно говоря, я не помню, который из них был  он. Поскольку их не приглашали и они не произвели на нас впечатление приличных молодых людей, они спали на лужайке или в машине. Они не выглядели респектабельными. Выглядели неряшливыми, как хиппи, до того как на них началась мода.

Большую часть лета МакФерсон, Джулия Бэррон и Донна Джин Моррис жили в передней половине профессорского дома UCLA на первой линии электрички Голливуд-Беверли Хиллз. «У Джимми был мотоцикл, – вспоминает Моррис. – Он приезжал к нам, из-за одиночества, как нам казалось. Он всегда был в синих джинсах. Мало говорил. С ним было трудно поддерживать разговор. Я только говорила ему «привет».

Едва переступив порог Театральной гильдии Санта-Моники, Дин стал первым кандидатом на участие в ежегодной постановке Гильдии – The Romance of Scarlet Gulch, («Роман алого оврага») - мелодрамы о калифорнийской золотой лихорадке. Снова назвавшись Байроном Джеймсом, он играл обычного пьяницу по имени Чарли Смуч. В пьесе также фигурировали герой, красавец-шериф, злодейка-испанка, игрок и судья. Первое представление мелодрамы состоялось 11 августа, и постановка шла до 17 сентября.

В программке витиевато описывался вклад Дина в постановку: «Руководители уделили особенное внимание элегантным сценическим декорациям, за режиссерским авторством, роскошно украшенным г-ном Байроном Джеймсом (на открытой сцене), который руководил актерами, помогавшими в сборке конструкций».

Дин подключил Бетт МакФерсон для помощи отрисовки декораций мелодрамы.  «Он хотел, чтобы я участвовала в постановке, – рассказывает она. – Я часто привозила его на репетиции. У него не было машины, поэтому мы пользовались моей. К этому времени мы много ругались – целыми днями».

Чувства Дина к МакФерсон становились сильнее. Несмотря на разницу в возрасте в одиннадцать лет он просил ее выйти за него замуж. «Я отказала, – вспоминает она. – Тогда он сказал, что мы могли бы просто жить вместе. Он был обижен». В 1989 году МакФерсон говорила, что ее не оставляют смешанные чувства, когда она говорит о Дине. «Мне по-прежнему печально, – призналась она. – Может быть, если бы я осталась в Лос-Анджелесе, он был бы сейчас жив, хотя и не знаменит. Кто знает?» После начала представлений «Алого оврага» Дин написал Уинслоу, что первые три представления прошли с успехом. Он сообщил, что работает с удовольствием и старается отнестись к этому, как бесплатному сценическому образованию, даже если на самом деле он не в восторге от мелодраматического стиля игры.

Он жаловался на поведение своих коллег-актеров, которые обычно пререкались друг с другом, пока кто-нибудь вне труппы не начинал их критиковать, что заставляло их забыть про свои ссоры и объединиться. Это вызывало у него ностальгию по более простой жизни, с которой он расстался. Он вспоминал свой маленький мотоцикл, оставленный в Индиане, и говорил, что считает его другом или даже кровным родственником и не может и подумать о том, чтобы когда-нибудь продать его.

Тем летом Дин также выполнял кое-какую работу на неустановленной телестудии. Он писал, что работа простая, и предоставляет большие возможности для продвижения, хотя вознаграждение было незначительным или отсутствовало. Отдавая себе отчет в том, что проникнуть в мир кино и телевидения нелегко, он старался быть терпеливым, а такие актеры и актрисы, как Дэвид Брюс, Барбара Браун, Хэл Прайс и Джоан Лесли давали ему советы относительно своего ремесла. [1] Некоторые из них, отмечал он, добились перелома в карьере только в зрелом возрасте.

Примечательно, что в своем письме Дин ничего не сказал о Бетт МакФерсон. 

Хотя его чувства были задеты тем, что она отвергла его предложение, они расстались друзьями, когда она возвращалась в Индиану. «Мы поддерживали связь. Он писал – я не сохранила письма», – говорила она впоследствии.

«Предполагалось, что я встречусь с ним, когда он приедет в Индиану будущим летом, но у меня не получилось. Собственно, я его больше не видела. Но мы были в контакте, потому что я звонила ему в Техас, во время съемок «Гиганта», случилось так, что я оказалась в Альбукерке. К несчастью это был выходной, и у актеров был перерыв в работе. Мы планировали собраться у моей двоюродной сестры летом 1956 года».

За годы миграция из Фэрмаунта в Южную Калифорнию оказалась достаточно массовой, чтобы оправдать проведение ежегодного «Фэрмаунтского пикника». В 1949 году празднования проводились 25 сентября в городе Уиттиэр, другом оплоте квакеров, и, как обычно, они были описаны в газете «Фэрмаунт ньюс». Большое внимание уделялось составлению списка всех гостей, но Уинтона и Джеймса Дина среди них не было – ни в 1949 году, ни в последующие. Вероятно, они не чувствовали прочной связи с другими экспатами.

Дин неоднократно говорил родным в Индиане, что собирается поступать в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе (UCLA). Он даже писал бабушке и дедушке в июне, что будет сдавать экзамен по английскому, и уже записался на летние и осенние занятия. Но к концу лета, какие бы справки он ни наводил в университете, они остались гипотетическими. Так или иначе, было решено, что он будет учиться в Городском колледже Санта-Моники (Santa Monica City College) с двухлетним курсом обучения. Возможно, плата за учебу в Калифорнийском университете для студентов из других штатов превосходила финансовые возможности Уинтона. Ларри Суинделл, приятель Дина по колледжу Санта-Моники, вспоминал: «Джимми не раз говорил мне, что пошел в колледж Санта-Моники, чтобы получить регистрацию и иметь право платить за обучение в Калифорнийском университете, как житель штата».

В каком-то смысле первый курс для Дина был просто продолжением старшей школы; он опять занимался с внимательным педагогом по театральному искусству и посещал баскетбольные и легкоатлетические мероприятия. В ту осень он все еще оставался  уроженцем Индианы, но он будет продолжать свой путь наверх в социальном и интеллектуальном смысле, который начался с подражания Джеймсу ДеУирду. Он будет ухаживать за местной королевой красоты и приглашать ее на свидания, проведет избирательную кампанию, и добьется своего избрания членом Opheleos (элитарной мужской организации), станет близко общаться с теми студентами, у кого он надеялся перенять манеры. «Тот Джим Дин, которого мы знали в Санта-Монике, – говорил Ларри Суинделл, – во всем отличался от Дина из легенды, что предполагает эволюцию личности, которую еще никто по-настоящему не проследил.

Городской колледж Санта-Моники во времена Дина был совсем не похож на теперешний нарядный кампус на бульваре Пико. Старый кампус, расположенный на пересечении Седьмой улицы и Мичиган авеню, представлял собой ряд бараков времен Первой мировой войны – одним из его прозвищ было Сплинтервилль, от слова splinter – «обломок» – и задумывался как временное размещение до ожидавшейся в 1941 году постройки нового кампуса. Но Вторая мировая война привела к отсрочке этих планов на неопределенное время. К приезду Дина колледж по-прежнему примыкал к старшей школе Санта-Моники, учреждения пользовались многими объектами совместно, в том числе полем для легкой атлетики и театром.

Ларри Суинделл познакомился с Дином через братьев Шенк, Херба и Дика, в их доме по адресу Океанский парк, Пятая улица, дом 2619. «Джимми писал сценарий для радио вместе с Хербом Шенком, – вспоминает Суинделл. – Он недавно приехал из Индианы, и сразу было ясно, что он ничего не добьется на писательском поприще. Или актерском, как все мы думали.

Я не хочу, чтобы это прозвучало неуважительно, но Дин, каким я его знал, не производил впечатления. Это был обычный парень, не подающий особых надежд ни в учебе, ни в профессии, ни в общественной жизни. Он был агрессивно дружелюбен. Он достиг некоторой популярности в кампусе, потому что работал над этим. Он знал всех и все знали Джима Дина, но, возможно, в этом не было ничего необычного в небольшом юниорском колледже, где общее число студентов составляло 1600. Я тоже всех знал».

Естественно, речь в доме Шенков заходила о сексе. «Джимми сказал, что его главная задача в этом учебном семестре – потерять девственность», – рассказывает Суинделл. Если он не лукавил, из его заявления следует, что его отношения с Бетт МакФерсон не дошли до физической близости. Суинделл вспоминает: «Он открыто хотел потерять девственность, а не трахнуться. Он хотел узнать, что же это такое».

Несколько месяцев спустя Дин все еще стремился к той же цели. «Несколько человек из нас планировали поход на лыжах в Маунт-Уотерман, который так и не состоялся, – рассказывает Суинделл. – У одного из наших одноклассников там было местечко. Мы планировали там остановиться и взять с собой девушек. Джимми решил, что там он «станет мужчиной». Это было начало 1950 года. Не знаю, почему это расстроилось».

«Джим искал моей дружбы, – продолжает Суинделл. Он считал меня умным – так оно и было – каким он хотел быть. Вряд ли мы когда-нибудь вообще сблизились, если бы он к этому не стремился».

Должно быть, он осознавал свои недостатки, потому что тянулся к людям, обладающим теми качествами, о которых он мечтал — братья Шенк, Джим Уоссон (позднее игравший с ним в «Макбете» в Калифорнийском университете). Была еще Дайан Хиксон, белозубая, стройная как ива блондинка, выше его ростом, выбранная королевой бала на празднике выпускников. Пожалуй, он ухаживал за ней, потому что считал ее талисманом своего пути наверх.

«Дик Шенк и я организовали для болельщиков автобусы на футбольные матчи. Джимми ездил с нами в Сан-Диего. Мы пели «Девяносто девять бутылок пива», всякие такие песни, и правда в том, что он не мог подхватить мелодию, и для него это была идеальная обстановка, чтобы петь. И если Джимми чувствовал себя когда-нибудь как рыба в воде, то это было именно во время пения».

У Дина было сравнительно мало времени, чтобы фанатеть по футболу, потому что он стремился попасть в баскетбольную команду Санта-Моники. Колледж выиграл чемпионат конференции в прошлом году, но теперь тренеру предстояло отстаивать репутацию с преимущественно новыми игроками. Тренировки начались в середине октября, и в течение трех недель из пятидесяти кандидатов отобрали пятнадцать. Дин попал в эти пятнадцать, но большую часть сезона, начавшегося 2 декабря, провел на скамейке запасных. Его лучшим другом в команде был Гордон Хейн, форвард основного состава.

«Дин был запасной игрок третьего состава, – вспоминает Хейн. – В Санта-Монике у него было две цели: стать диск-жокеем и участвовать в гонках Indy 500. Я свел его с одной девушкой, которая ходила с нами на игры бейсбольной команды Лос-Анджелес Доджерс. Ее отец был спортивным журналистом, и она знала о бейсболе больше любого из нас.

«Я же познакомил его с Дайан Хиксон, королевой на празднике выпускников. Он сказал мне, что хочет с ней встречаться. Я спросил у нее, хотела бы она, и она согласилась. Дайан ходила по кампусу с коробкой из-под обуви, в которой у нее был ручной садовый уж. Она доставала его, обматывала вокруг руки и гладила. Конкурс на избрание королевы для праздника выпускников проходил в старшей школе. Она встала на пьедестал и за спиной обхватила локти руками, чтобы напрячь грудь – а уж у нее-то она была. Публика пришла в восторг, и она победила».

«Колледж пользовался кафетерием старшей школы, и мы с Дином часто там ели.  Однажды там произошел случай в духе фильма «Бунтарь без причины». Конечно, часть фильма снимали в этой же старшей школе, и ее эмблема, вмонтированная в покрытие тротуара, есть там на самом деле. Мы прошли по ней, и пара здоровенных активистов сказали нам, что на нее нельзя наступать».

Хотя в Городском колледже Санта-Моники курс ораторского и театрального мастерства был очень ограниченным, колледж мог гордиться выдающимся преподавателем, миссис Джин Оуэн, чьи занятия по истории театра и основам актерского мастерства Дин посещал в осенний семестр. В то время, по словам Оуэн, Дин был заурядным - на такого второй раз и не взглянешь. По ее воспоминаниям о Дине это был тихий, застенчивый, невысокий студент в очках. Очки все время скрывали глаза, «притягательность» которых Оуэн заметила только два года спустя, когда увидела Дина по телевидению.

Речь новичка из Индианы, как ей помнится, производила еще менее благоприятное впечатление. «У него была плохая дикция, он глотал слова, и было довольно трудно понять его, – рассказала она. – В классе кто-то обратил на это внимание и объяснил характерным для Индианы акцентом». Но после занятия Дин показал Оуэн свои протезы передних зубов, чтобы ей стали понятны его трудности при постановке языка в правильное положение для произнесения определенных звуков.

Чтобы справиться с этими проблемами, Оуэн предложила Дину индивидуальные занятия до конца семестра. «Если есть средство сделать нечеткую речь ясной, – сказала она, –  это требующие усилий монологи Шекспира». Когда она предложила Дину поработать вместе над «Гамлетом», он с энтузиазмом согласился и сразу захотел погрузиться в монолог «Какой же я холоп и негодяй!» (акт 2, сцена 2) Но Оуэн разумно посоветовала ему декламацию начала пьесы, чтобы наработать навык по мере приближения к знаменитому монологу.

«Я быстро обнаружила, что Джимми не особенно хорошо читал, но если ему разъяснить трудные места пьесы, он передавал роль молодого Гамлета ярко и оригинально», – говорила Оуэн. К их второму еженедельному занятию он знал наизусть открывающий монолог. Оуэн подала ему первую строку и слушала, потрясенная. «В какой-то дюжине строк он воплотил глубоко мятущегося молодого Гамлета, который тронул мое сердце, – рассказывала она. – Я видела в этой пьесе всех великих актеров Англии и Америки и никогда не слышала, чтобы эти строки были произнесены настолько хорошо». В тот вечер она сказала мужу, что наконец нашла студента, способного сыграть принца датского, как его следует играть.

«Мы продвигались по ходу пьесы, – продолжает она, – и Джимми с жадностью принимался за каждый монолог, и длинный, и короткий, оттачивая свою дикцию, и при этом развивая и уточняя ранимого и взволнованного Гамлета, в этом было мастерство». Дин, очевидно, наслаждался этим процессом. Дайан Хиксон говорила, что он часто сидел, склонившись над «Гамлетом», и читал вслух.

Дин ценил дружбу Оуэн не меньше, чем ее преподавание. Иногда он дожидался в офисе, сидя на батарее, когда она вернется после занятий, и они могли разговаривать часами. Однако его успехи до поры до времени оставались видимыми только ей. «Его нельзя было обвинить в чрезмерной талантливости, – говорит Ларри Суинделл. – Честолюбивые планы, о которых он заявлял – стать актером театра и кино – казались безосновательными, особенно если учесть особенности, казавшиеся большинству из нас его физическими недостатками: маленький рост, прежде всего, и очки с толстыми стеклами. Он не был Первым Кандидатом на Успех. Среди студентов театральной специализации это определение принадлежало его хорошему другу Джиму Уоссону, имевшему внешность кинозвезды и игравшему намного лучше.

«Роберт Рингер, впоследствии автор бестселлера «В поисках самого лучшего» (Looking Out for Number One), был молодым комиком разговорного жанра; он выступал с программой в зале старшей школы. Джимми выступал в этой программе как конферансье, - практически на разогреве у Рингера. Он был рядовой любитель. Как в пословице, ему это шло, как корове седло. Мы не считали, что он чего-то стоит, как комик».

«В классе Джин Оуэн разыгрывали сцены из пьес, студенты узнали об этом и приходили посмотреть. Я пришел в класс по приглашению Джимми ради сцены из пьесы Уильяма Сарояна «Эй, кто-нибудь». Джимми играл заключенного, действие разворачивалось между ним и девушкой, проявившей к нему жалость. Он плохо играл».

У Гордона Хейна остались более лестные воспоминания о талантах Дина. Он рассказывает: «Однажды Дин участвовал в сатирической сценке о профессиональных спортсменах, получавших черные гонорары, -громкая тема по тому времени. Он сказал мне: «Я буду смешнее всех». Я спросил, каким образом. Он взял черную жевательную резинку – Black Jack gum – и заклеил зубы через один. И когда во время сценки он улыбался и обнажал зубы, публика взвывала. Даже тогда он знал, чем взять».

Случайная встреча за пределами кампуса обнаружила изобретательность его драматического таланта. Чарльз Керси, тоже уроженец Индианы и ровесник Дина, учился в Голливуде, посещал семинар Макса Геллера по театральному искусству. Как-то вечером Дин зашел к другу и услышал, как внутри проигрыватель громко играл популярную музыку. Друга не было дома, но Керси, его сосед по комнате, впустил Дина. Легкий интерес к музыке сменился еще большим интересом по поводу двух стульев, стоящих в гостиной напротив друг друга на расстоянии примерно полутора метров. Керси объяснил, что они изображают окно.

«Наш преподаватель хочет, чтобы мы показали четыре выхода в эту комнату в четырех ситуациях, – объяснил Керси. – Через это окно мы должны увидеть кого-то, кто нам нравится, кто не нравится, аварию и закат, о котором нам только что сказал по телефону сосед. Трудность в том, чтобы войти в комнату. Мы не можем просто войти, направиться к окну и отреагировать. Легче всего посмотреть на закат, потому что здесь есть звонок соседа. Он дает повод войти в комнату».

Дин спросил, как Керси собирался реагировать на закат. «Ну, он мне понравится. Я подумаю, что он красивый», – ответил Керси.

«Потому что сосед так сказал?» – допытывался Дин.

«Не совсем, я тоже люблю закаты», – сказал Керси.

«Предположим, – предложил Дин, – ты спал, когда он позвонил, или занимался чем-нибудь, и тебе нельзя было мешать?» Воображение Дина сразу произвело впечатление на Керси.

У Дина была и идея выхода в ситуации с неприятным человеком. «Подойди к воображаемой книжной полке, проведи пальцем по названиям и выбери книгу. Потом прищурься, как будто ты не можешь различить название, потому что слишком мало света. Подойди к окну, к свету». Дин демонстрировал эту последовательность, пока объяснял. Изображая, что он держит книгу у воображаемого окна, он небрежно взглянул будто бы на улицу. На его лицо набежала тень ненависти». «Я подумал об одном знакомом парне дома».

Пришел друг Дина, им пора было идти в кино. Но когда Дин вышел, он крикнул из холла: «До встречи в кино!» Керси никогда не имел большого успеха, как актер, и никогда больше не встречался с Дином, но когда много позже он смотрел фильм «К востоку от рая», ему вспомнились эти прощальные слова.

На Рождество Дин отправил в Фэрмаунт Аделин Брукшир серьги, а Джойс Уигнер – браслет. Бетт МакФерсон он послал сувенир другого рода: пустую пивную бутылку, завернутую в салфетку, на которой он написал несколько ностальгических и загадочных слов о прошлых встречах за пивом и пожелания превосходного Нового года.

Десятидневный цикл собраний лагеря Церкви Назаретянина имени Бризи в Пасадене привели странствующего Джеймса ДеУирда в Южную Калифорнию в конце января 1950 года. Дин заглянул послушать одну из двух его ежедневных проповедей, и впоследствии ДеУирд называл это посещение доказательством глубокой религиозности, незамеченной публикой.

Новый семестр начался 1 февраля. Дин занимался у Джин Оуэн на семинаре по голосу и дикции для радио. Почти сразу же он стал одной из звезд среди дикторов на радиостанции колледжа. Его первое заметное поручение - проведение программы под названием «Студент о том, что его интересует» (Student shares his interest) 23 февраля.

Баскетбольный сезон продолжался до конца марта. Дин набрал в общем зачете четыре очка: один мяч в корзину в матче 17 февраля с Харбор Джуниор Колледж, после того, как Санта-Моника оказалась настолько впереди, что победа была обеспечена; и другое попадание в корзину в игре с Сан-Диего 3 марта. Возможно, он играл короткое время в других матчах, но не попал в статистику.

В марте в газете колледжа Санта-Моники «Корсар» часто упоминалось имя Дина. 1 марта сообщалось, что в следующем месяце он будет объявлять все программы радио по пятницам после полудня. После ежегодного школьного варьете-шоу 9 марта, сплетничал «Корсар», была «потрясающая вечеринка» в местечке под названием «Глен», среди присутствовавших пар были «Дин и Хиксон». (Возможно, к огорчению Дина, «Корсар» часто отмечал и другие выходы Хиксон в свет – в конце концов, она была королева – с человеком из Калифорнийского университета). Наконец, отмечая перспективы легкоатлетического сезона, газета назвала Дина среди пяти прыгунов с шестом, находившихся «в хорошей форме». Это единственное упоминание о нем в качестве прыгуна, и очевидно, что он никогда не участвовал в соревнованиях.

В середине марта были объявлены новые члены Opheleos. Суинделл объясняет: «Те из нас, кто оставался с осеннего семестра – я, братья Шенк и другие – голосовали за кандидатов, которые должны были вступать, и мы приняли Джима. Предполагалось, что Opheleos это двадцать один выдающийся студент из кампуса, и в случае Джима «выдающийся» подразумевало, конечно, нечто иное, чем академические успехи. Он сдал все экзамены, но не без труда».

В тот год одной из инициатив Дина в области индивидуального образования, наряду с его открыто задекларированным желанием потерять девственность, стало знакомство с приключениями мемуариста Фрэнка Харриса. «Я посоветовал ему читать Фрэнка Харриса – рассказал ему о книге «Мои воспоминания ковбоя» (My Reminiscences as a Cowboy) , – говорит Ларри Суинделл, – и он начал читать автобиографию «Моя жизнь и любовь» (My Life and Loves). Потом он давал почитать свой экземпляр, где были подчеркнуты непристойные фрагменты, некоторым друзьям: товарищам по баскетбольной команде Гордону Хейну и Хансу Холланду и некоторым футболистам.

«Джимми был просто одержим историей жизни Франка Харриса. Главным образом из-за баскетбола, он ненавидел свой маленький рост и мечтал быть метр восемьдесят пять – метр девяносто. Он мог снова и снова повторять, что Фрэнк Харрис был метр шестьдесят два ростом, а женщины, с которыми он был в постели, говорили: «О, ты такой большой и сильный!». Он утверждал, что это был его идеал».

Что касается культуры, в жизни Дина большое место занимал джазовый клуб колледжа. «Я приобщил Джимми к наследию диксиленда; мы называли его «трад» в противоположность популярному тогда стилю бибоп, – говорит Суинделл. – Скоро он больше меня увлекся «трад» джазом. С несколькими друзьями мы основали джазовый клуб колледжа Санта-Моники весной 1950 года. Мы с ним полдюжины раз ездили в Лос-Анджелес послушать старые записи джаза в музыкальный магазин Record Round up Рэя Эйвери на бульваре La Cienega».

Хотя корейский конфликт еще не начался, в кампусе Санта-Моники был призывной пункт, чтобы молодым людям, достигшим восемнадцатилетнего возраста, было удобно регистрироваться. «Я знал о призывном пункте, но не знал, под чьим началом он действовал, – замечает Суинделл. – Я ходил туда, чтобы подать заявление на студенческую отсрочку. Ситуация в Корее могла взорваться в любой момент и это было серьезное, навязчивое беспокойство. Насколько я помню, не было горячего патриотизма или духа авантюризма в противоположность настроению во время Второй мировой войны».

Были ли у Дина контакты с этим призывным пунктом, неизвестно: предположительно, он был на учете в призывном пункте в Индиане. По сохранившимся документам выборочной военной службы, важный первый шаг в процессе призыва – классификационная анкета – была выслана ему 7 апреля.

Ежегодные празднования Первого Мая пришлись на середину весеннего семестра; по традиции студенты театральной специализации представили мелодраму. В спектакле «Она была просто дочь фермера» Дин играл гордого аристократичного отца. В заключение семестра был банкет общества Opheleos, куда Дин пришел вместе с Дайан Хиксон; ежегодный спортивный банкет в Elks Club и итоговые экзамены с 5 по 14 июня.

Про Дина известно, что лето он провел в качестве спортивного инструктора в военной академии в Гландоре, что должно было понравиться его отцу – Джин Оуэн сказала, что Уинтон Дин ожидал, что сын станет тренером по баскетболу. Однако летняя работа была прервана трехнедельной поездкой в Индиану вместе с Уинтоном и Этель Дин. К этому времени многие одноклассники Джима были на военной службе. Одним из исключений стал хороший друг Джима, старше его на год, Рекс Коуч, учившийся на подготовительном отделении медицинского факультета в Университете Индианы в Блумингтоне. Однажды Дин и Коуч заехали к Аделин Брукшир, работавшей над магистерской диссертацией по специальности "ораторское мастерство и театр", чтобы Дин мог повидаться с ней.

Дин сказал Брукшир, что считает год, проведенный в Санта-Монике, не слишком плодотворным для своей цели стать актером. Когда он вслух подумал о поступлении в университет Индианы, Брукшир внезапно пришла в голову мысль. Она устроила ему встречу с доктором Норвеллом, деканом театрального факультета. По словам Брукшир, Норвелл сказал, что был бы рад приветствовать Дина в университете Индианы; эта часть беседы Дину понравилась. Но Норвелл подчеркнул, что по его убеждению, магистры в театральном искусстве должны, закончив курс, получить и сертификат преподавателя, чтобы подстраховаться на тот случай, если они не добьются успеха на актерском поприще. Дину совсем не это хотелось услышать, и его намерения относительно Университета Индианы так и остались только мимолетным капризом.

Университет Индианы был не единственным высшим учебным заведением, которое Дин посетил во время каникул. Годом раньше Джеймс ДеУирд был назначен президентом колледжа Kletzing, христианского учебного заведения в городе Оскалуса в штате Айова. Преподаватель этого колледжа Дженни Эндрюс Ли вспоминает, как ДеУирд показывал Дину этот кампус в Айове.

Вернувшись из Индианы, Дин проводил время с приятелями из Санта-Моники. «Вероятно, я был самый близкий к нему человек в этот летний промежуток между колледжем Санта-Моники и Калифорнийским университетом, – говорит Суинделл. – Когда у него сломалась машина и он не мог позволить себе немедленно отдать ее в ремонт, ему пришлось прибегнуть к двойным свиданиям на моей машине, это было дважды. Оба раза его дамой была Дайан Хиксон. Когда мы собирались на двойное свидание, я должен был забирать его у колледжа, странное дело. Похоже, он не хотел, чтобы я знал, где он живет».

Дин, Суинделл и Дик Шенк тем летом посещали цикл из трех лекций в зале старшей школы Санта Моники, где выступали антрополог Маргарет Мид, историк Уилл Дюран и автор-фольклорист Джесс Стюарт. Лекция Дюрана была на тему «Реален ли прогресс?» Суинделл рассказывает, что речь Уилла Дюрана произвела на Дина «мощное впечатление» и «скоро в кампусе Калифорнийского университета часто можно было слышать, как он цитировал Дюрана. Спустя годы, когда Джим был знаменит и был совершенно вне досягаемости, я слышал, что он по-прежнему цитирует Дюрана о реальности прогресса».

Театральная гильдия Санта-Моники объявила пробы для новой ежегодной постановки «Роман алого оврага», но Дин чувствовал, что ему уже хватило мелодрамы на всю жизнь. Неизвестно, когда именно Дин получил согласие отца на перевод в Калифорнийский университет. Однажды он упомянул о предполагаемом переходе Джин Оуэн и, хотя она полагала, что это будет ошибкой, она держала свои чувства при себе. Несмотря на то, что она почувствовала талант Дина, ей представлялось, что на этом этапе жизни строгие академические стандарты более крупного учебного заведения окажутся непомерными для него. Даже если Санта-Монике и недоставало собственного театра, преподаватель все равно считала, что Дину больше подойдут камерные классные занятия и возможности индивидуального подхода. Она знала беспощадную атмосферу факультета театрального искусства Калифорнийского университета, и Дин казался недостаточно уверенным в себе, чтобы противостоять ей. Все ее опасения оправдались, но Дину пришлось испытать это на себе.

______________________________________________

[1] В марте 1951 года Джоан Лесли участвовала в телеспектакле «Первая гора», дебютном выступлении Дина на телевидении. Через сорок лет мисс Лесли сказала, что не подозревает, что играла вместе с Джеймсом Дином.