Рональд Мартинетти. "Джеймс Дин: за мифом".

Перевод: Светлана Ра  для сайта james-dean.ru

Глава 2

В Калифорнии Дин воссоединился с отцом, и небольшой период времени все шло неплохо. По-прежнему живя в Санта Монике, Уинтон Дин теперь занимал должность супервайзера в Госпитале Ветеранов, куда он вернулся после службы в армии. Он снова женился в 1945 году, его женой стала Этель Кейс, с которой он был ранее знаком.

Уинтон был рад тому, что сын вернулся домой, но вскоре стало ясно, что годы разлуки берут свое. Пропасть между ними оказалась такой большой, что ни отец, ни сын не смогли найти в себе силы ее преодолеть. Позднее Уинтон говорил: «Моего Джима очень тяжело понять». Еще более усугубляющими стали обиды Джима на свою мачеху, Эстель Кейс, и она, будучи гордой и волевой женщиной, сразу же ощутила их на себе.

За семейными ужинами Уинтон регулярно ссорился с сыном по поводу его планов на будущее. Для Уинтона актерство было «пустой тратой времени». Он убеждал сына решить в пользу чего-то более практичного. Например, стать преподавателем физкультуры или изучать Право – сферы, где он мог бы использовать свой талант ораторского искусства и, помимо прочего, хорошо зарабатывать. Действительно, Джим сам метался между страстью к актерскому мастерству и желанием стать адвокатом. Позднее он признавался, что истории о Кларенсе Дэрроу и Эрле Роджерсе, двух легендарных защитниках в суде, разжигали в нем интерес к уголовному праву.

Также предметом ссор между Джимом и отцом был колледж, который он должен был начать посещать с осени. Джимми планировал для себя колледж Калифорнийского Университета в Лос-Анджелесе, где было отличное театральное отделение и хорошая баскетбольная команда. Его отец предпочитал двухлетний колледж Санта Моника Сити, который был ближе к дому и предлагал образование подешевле.

Однако все было не настолько уж мрачно. Джимми обнаружил, что по соседству есть театральная группа, и был принят в ее ряды. Группа в основном состояла из домохозяек и бизнесменов, дилетантов, которых объединила любовь к театру. Они встречались по вечерам, используя для своих репетиций любую подвернувшуюся возможность.

Дин помогал рисовать и устанавливать декорации. «Я, кажется, получаю очень дешевое театральное образование», писал он своим тете и дяде. «Работа, которую я выполняю, довольна проста, и успех может быть безграничным, как и талант… но мы получаем за спектакли очень мало, а то нам и вовсе не платят. Я, конечно, очень нетерпелив, но возможность шагнуть в мир кино – долгая, тяжелая работа…» В продолжении письма он шутливо описывал своих новых друзей в театре, как «кучку самых ехидных, самовлюбленных критиканов, постоянно готовых вцепиться друг другу в глотку. Но стоит постороннему попытаться вмешаться, и они становятся бандой давнишних друзей… Вот это жизнь!»

«Я многому от них учусь», добавлял он. «Полагаю, мне просто надо быть очень терпеливым. Они ведь никогда не играли на сцене, пока им не исполнилось 20, 30 и даже 40 лет».

За свои усилия за кулисами Джимми был награжден небольшой ролью статиста в музыкальной мелодраме под названием «Роман Алого Ущелья». В программке он был указан как Байрон Джеймс – имя, которое он тогда выбрал себе как постоянный сценический псевдоним. При всей своей притворной изощренности Джимми все еще был наивным юношей, очарованным профессией актера. В то время его идолами были Грегори Пэк и Дженнифер Джонс; Станиславский и его метод были пустым звуком; а до Студии актеров ему было как до луны.

Уинтон Дин добился своего, и Джимми был зарегистрирован в Городском колледже Санта Моники на летнюю сессию, которая началась 20 июля 1949 года. Он выбрал перекрестный курс необходимых гуманитарных наук: английский язык, геологию, физику и испанский. В качестве электива он записался в класс по театральному искусству. Все это время он жил со своей семьей в квартире на Сикс стрит, в тихом, усаженном деревьями районе.

Санта Моника была небольшой школой с общим количеством учащихся в 600 человек. Она была основана в 1929 и в то время временно занимала несколько зданий на пересечении Сикс стрит и бульвара Олимпик, в ожидании завершения постройки нового кампуса на другой стороне города.

Джимми оказался очень важной персоной в небольшом коллективе. Он стал диктором на школьной радиостанции, и в течение первого семестра был избран в Почетное общество колледжа. Он даже принес успех баскетбольной команде Санта Моники в качестве подменного защитника. Колледж входил в Ассоциацию Метрополитан, играя с такими оппонентами как городской колледж Вентура и Лос Анджелес. Дин попал в половину всех игр. Сэнджер Крампэкер, тренер команды, вспоминает его как «довольно приличного защитника» и «лидера, стремящегося за мячом».

Он также нашел время для свиданий, и имел постоянную партнершу в лице Дайан Хиксон, гибкой блондинки, которая считалась местной королевой.

Дин поддерживал футбольную команду, Корсары, редко пропуская их домашние игры. Когда несколько студентов арендовали автобус, чтобы съездить на игру Корсаров в Сан Диего, Дин и Диана тоже отправились с ними. Джимми перепил на игре и всю дорогу обратно чувствовал себя плохо.

Так как у Дина не было своей машины, он часто устраивал двойные свидания с Ларри Суинделлом, одноклассником, у которого был черный Шевроле купе. Они часто возили своих девушек в Пещеру, мрачное кафе, излюбленное место студентов, или ездили на Мыс – место, где они могли пить пиво и смотреть на океан.

Суинделл и Дин состояли в школьном джаз-клубе и порой ходили в магазинчик грамзаписей Рэя Эви, затем на бульвар Ла Сьенега. Дин любил Бэсси Смит и Джелли Ролл Мортона и выбирал старые грампластинки с лейблом фирмы Брансвик. Он купил записи Кида Ори, тромбониста из Нового Орлеана, и Фрэнка Трумбауэра, саксофониста, который играл с легендарным Биксом Байдербеком в Чикаго.

Суинделл, который сейчас является литературным критиком в газете Форт Ворф, вспоминает: «Дин видел себя своего рода человеком эпохи Возрождения. Он интересовался всем на свете и думал, что очень многие вещи он может делать хорошо».

Однажды Дин и Суинделл пошли на лекцию «Реален ли прогресс?», которую давал Уилл Дьюрант в Аудитории Санта Моники. Дюрант пришел к выводу, что в этом веке был совершен огромный прогресс. Дин был под сильным впечатлением и потом постоянно цитировал Дьюранта в кампусе.

Однако, несмотря на все эти посторонние занятия, Дин все равно находил время на свой интерес к драматическому искусству. «Он мог бы безостановочно заниматься всеми аспектами сценического мастерства», вспоминает его преподаватель, миссис Джин Н.Оуэн, «и он был чрезвычайно самообразованным, инициативным и мотивированным». Одним из его проектов была радио-комедия, которую они придумали с другом. Они попытались ее продать, но потерпели неудачу.

В весенний праздник, День Мая, на пару с одноклассником Диком Мэнганом Дин подготовил и показал на сцене «Она была всего лишь дочерью фермера». Сценка была показана в Театральной Гильдии Санта Моники. Позднее Мэнган взял себе псевдоним Ричард Шэнон и появился в нескольких голливудских фильмах. «Джимми был словно радуга», говорит он. «Ты никогда не увидишь одного цвета, он – это целый лабиринт цветов. Ничто так не врезается в память о нем, как его яркое сияние».

В конце года в надежде на большее Дин решил перевестись в Калифорнийский университет Лос-Анжелеса. Чтобы оплатить свое обучение там, Дин лето отработал спортивным инструктором в лагере для мальчиков в Глендора и осенью 1950 года был принят в КУЛА на второй курс.

Основным предметом теперь значилось театральное искусство, но, вероятно, пойдя на компромисс с отцом, он выбрал перекрестный курс академических дисциплин: история искусств, география, история Латинской Америки и общая антропология. Также он поступил на курс базовых дисциплин в качестве кадета Учебного корпуса офицеров запаса Военно-воздушных сил.

Для того, чтобы завести друзей в огромном кампусе Дину понадобилась всего неделя, и в сентябре он уже вступил в студенческое братство Ню Сигма и переехал в принадлежащий ему дом в стиле Тюдор на Гейли Авеню, где проживал в комнате с восемью другими членами общества.

Джимми рассказал в письме своим тете и дяде о вступлении в братство и, пользуясь возможностью подшутить над дядей, о том, что Университету Пердью, штат Индиана, значительно проигрывает КУЛА. «Ты просто обязан приехать на Запад», писал он. «Тут они играют в футбол по-настоящему».

В доме, принадлежащем братству, Дин подружился с Джимом Бэлла, сыном писателя Джеймса Уорнера Бэлла. Являясь на сегодня успешным автором романов, соавтором «Лент Мстителя», в то время Бэлла был студентом театрального отделения, он перевелся сюда из Университета Джона Хопкинса. Он был страстным фехтовальщиком и пытался организовать команду по фехтованию в КУЛА. Дин быстро освоил этот вид спорта. «Как только он взял в руки рапиру, черт, в первый же раз он практически победил меня», вспоминает Бэлла. «Он был из того сорта людей, которые просто обязаны побеждать. Ему нужно было быть лучшим во всем, чем он занимался».

Такие увлечения, однако, не вызывали у других членов братства любви к нему, и вскоре они с Дином стали изгоями. Дина ругали за постоянные пропуски встреч братства и хронические опоздания на обед. Мануэль Гонзалес, глава их отделения, который позднее стал корпоративным адвокатом, вспоминает о нем: «Он проводил огромную массу времени, пытаясь сделать все сам, вместо того, чтобы заняться групповой работой. Очевидно, ему было некомфортно с нами». Менее красноречивый участник братства просто обозвал Джимми «провинциалом».

Проблемы достигли однажды своей кульминации, когда Дин вступил в перепалку и подрался с другим членом братства. Впоследствии Дин принес извинения, и инцидент был исчерпан, но было очевидно, что дни «парнишки из Индианы» в рядах Ню Сигма сочтены. Джим Бэлла, который оставался его другом всю его недолгую жизнь, позже вынес свой вердикт: «Он был отличным парнем, но с прибабахом».

В начале октября, после недельных прослушиваний, Дин был выбран на роль принца Малкольма в постановке кампуса «Макбет». В письме к дяде и тете он описал это как «самые острые ощущения в жизни» и с гордостью сообщил, что этот спектакль будут показывать целую неделю. «Боже! Это мечта», писал он. «Не смейте меня будить».

Роль была небольшой, но важной, и Дин ринулся в нее с присущим ему энтузиазмом – заработав определенное отношение со стороны коллег-актеров. «Он был таким эгоцентричным», жаловался один из них. «Он никогда не взаимодействовал ни с кем из нас. Он постоянно вел себя так, будто он на сцене один». Доктор наук Уалден Бойл, глава театрального отделения, который режиссировал постановку, относился к нему более понимающе. В 1973 году он вспоминал: «Насколько я помню Джима… у него не было особой актерской подготовки, когда он к нам пришел. Подозреваю, что он обнаружил, что университет не был тем, о чем он мечтал. Что ему было нужно, и о чем он мечтал, так это сильное академическое образование, и я уверен, он получил его в актерской студии. Когда он был у нас, он уже отлично справлялся с игрой на сцене, но был расстроен и, возможно, изумлен, когда не получал от меня большего внимания и советов, чем я мог себе позволить в коллективе».

Репетиции начались в четверг, 12 октября. Премьера состоялась 29-го ноября в аудитории Ройс Холл, и спектакль шел по 2 декабря 1950 года. Джимми с гордостью отмечал, что в зале присутствовало 600 человек. Билеты на вечернее выступление стоили $1.20, на дневной спектакль – 60 центов.

В рецензии на спектакль в декабрьском выпуске «В центре внимания театр», издания театрального отделения университета, критик Харв Бэннетт Фишмэн, бывший диктор радио Куиз Кид, выразил свое огромное разочарование. Фишмэн писал: «Лишенная захватывающих моментов, при отсутствии мыслей у актеров и концепции в целом, постановка не огорошила, не озадачила, не зацепила. Она просто была».

Заметка о роли Дина была запрятана в самом конце страницы. Она была краткой, но емкой: «Малкольм не сумел показать никакого личного роста и стал бы неискренним королем». Однако Дин видел это совершенно в другом свете. В письме к своим тете и дяде он говорил: «Спектакль прошел с большим успехом…Меня очень хвалили, и я доказал свои актерские способности перед лицом нескольких сотен людей, разбирающихся в искусстве. Боже, если б я мог продолжать заниматься этим, и ничто бы не мешало моему развитию, то вскоре я бы смог внести свой вклад в мир театра».

В один из вечеров на репетиции Дин познакомился с Уильямом Бастом, другим студентом театрального отделения, который заехал забрать свою девушку. Поначалу, как позже вспоминал Баст, он вообще практически не замечал своего нового знакомого – он видел Дина на сцене и совсем не был впечатлен сутулым юношей из Индианы с протяжным произношением. Джеймс Дин – имя, которое не стоит и запоминать. Так он решил.

Однако, за чашкой кофе, они разговорились и поняли, что у них много общего. Оба они были со Среднего Запада, и оба поступили сюда по переводу из других заведений. После двух лет учебы в Университете Висконсина Баст перевелся в КУЛА, надеясь, как и Дин, стать актером.

К тому времени когда спектакль Макбет закончил свой краткий показ на кампусе, они были верными друзьями. Эта дружба продолжалась до самой смерти Дина, Баст вспоминал о ней в длинной, но интересно написанной биографии (James Dean, Ballantine Books, 1956).

Вдвоем они решили снять жилье за пределами кампуса, небольшую трехкомнатную квартиру, которую однажды случайно нашел Баст. Как только он показал ее Дину, они решили ее взять. К великому облегчению других членов братства, Джеймс Дин собрал свои пожитки и уехал из здания Ню Сигма в тот же вечер. Позднее обнаружилось, что он оставил неоплаченный счет на 45 долларов. Один из друзей Дина по братству Джим Бэлла не придавал значения его дружбе с Бастом, считая его женоподобным парнем, который «нетвердо стоял на ногах».

Квартира была очень удобно близка к кампусу. Расположенная на верхнем этаже дома в испанском стиле, она имела наклоненный от одного угла помещения к другому потолок, залитый лучами солнца. Там была кухонная раковина на уровне груди, обрамленная итальянской плиткой, и даже небольшой бар красного дерева. Обстановка была тщательно отобрана владелицей, женщиной средних лет со степенью магистра в области искусств Университета Западной Вирджинии.

Ее новые арендаторы очень скоро нашли применение всем этим средствам. Девочки с театрального отделения приглашались на домашние ужины, которые сопровождались нежной музыкой и свечами. Затем все пошло по нарастающей. Зачастую, как вспоминает Баст, эти неформальные вечера продолжались допоздна, а одна из памятных вечеринок закончилась тем, что парни и их девушки решили поехать за 90 миль по побережью, чтобы позавтракать в Санта Барбаре. На обратном пути их машина сломалась, и они застряли на несколько часов на живописном шоссе с видом на Тихий океан.

Естественно, все это отразилось на их учебе и посещаемости, которая в лучшем случае стала эпизодической, а то и того хуже. По мере приближения окончания семестра и экзаменов оба – Дин и Баст – осознали, что у них большие проблемы с учебой.

Баст был полон решимости приняться за дело и пройти сквозь все тяготы курсовой работы и экзаменов, которые ему предстояли. Джимми по-прежнему позволял событиям идти своим чередом. «Я хотел быть профессиональным актером», сказал он позже. «Для меня вся эта академическая чушь была… пустым свистом.» Определенно, он говорил правду. Единственный преподаватель, вписанный у Дина в зачетку - Доктор наук Джозеф Б. Бёрдселл, учитель антропологии, заявил, что вообще не помнит, чтобы Джеймс Дин когда-то появлялся на лекциях.

В январе Дин принял мудрое решение покинуть колледж, все официальные лица университета его поддержали. Решив, что бросит учебу, Дин сразу же приободрился. Наконец-то он мог посвятить всего себя тому, чтобы стать актером.

«Я не хочу стать просто хорошим актером», сказал он Басту решительно. «Я даже не хочу быть просто лучшим. Я хочу расти и расти, пока не стану таким, что никто не сможет со мной сравниться».

С помощью Джима Бэлла Дин встретился с независимым театральным агентом, Изабель Дрэзмер, у которой был маленький офис на Сансет Стрип. Она согласилась взять Дина в свои клиенты. Может, она и не была крупнейшим агентом Голливуда, но это был его личный агент. Кроме того, в последние несколько недель учебы отец подарил Дину машину – слегка потрепанный и обветшалый Шевроле 1939 года. Не самый шикарный автомобиль, но он был на ходу. И теперь он мог ездить на прослушивания.

Первая профессиональная роль досталась Дину довольно легко. Бэлла узнал о продюсере с ТВ, которому были нужны подростки для рекламы Пепси, и пригласил друга прийти. Рекламу снимали в парке Гриффин. Дин с другими ребятами катались на карусели, довольно улыбаясь. Когда режиссер сказал, что ему нужен актер, танцующий джиттербаг для другого дубля, Джимми вызвался и продемонстрировал свои способности. Он получил эту роль, и ему заплатили 25 долларов за то, что он танцевал у музыкального автомата с симпатичной девушкой и парнем по имени Ник Адамс, который потом играл с ним в «Бунтаре без причины».

По совету Билла Баста Дин вечерами начал посещать мастерскую по драматическому искусству под руководством актера Джеймса Уитмора.

Уитмор приехал в Голливуд, успешно закончив свою карьеру на Бродвее, где играл в постановке «Решение команды». Ранее он учился в Актерской студии и испытывал огромное уважение и восхищение к ее соучредителю, Элии Казану. В Голливуде Уитмору недоставало как психологического напряжения, присущего Нью-Йорку, так и возможности серьезно заниматься своим искусством. Поэтому его сразу же привлекла идея организации занятий, где он мог бы помогать начинающим актерам обретать навыки, а заодно и оттачивать собственные умения.

Занятия у Уитмора проходили непринужденно. Студенты и преподаватель встречались 2-3 раза в неделю, используя в качестве кабинета заброшенный конференц-зал Аукциона Брентвуд.

«Игра на сцене – это ремесло, серьезная профессия», говорил Уитмор своей молодой смене, «а чтобы научиться какому бы то ни было ремеслу, вы должны отдать всего себя. Это требует времени, учебы, практики… А если вы гонитесь за славой, вы ее не найдете, изучая, как играть».

Большая часть занятий отводилась на элементарные умения: техники концентрации, импровизации, базовые упражнения. Но впервые Дин и другие студенты осознали, что актерское мастерство – это не просто своеобразный маскарад, но и процесс, требующий от них глубоких мыслей и чувств.

«Нужно работать над тем, чтобы стать актером», без конца повторял Уитмор, «работать пока не упадешь от усталости, а если упал – пойти и поработать еще».

В качестве импровизации Дин изображал сосну во время грозы, в другой раз он вместе с Бастом играл вора, которого поймал в своем магазинчике подозрительный торговец драгоценностями. После неудачной первой попытки эти двое сделали сценку заново, и на второй раз они настолько вошли в роль, что подрались бы, если бы их не разняли другие студенты.

Между тем жизнь в их пентхаусе шла своим чередом. Баст снова вернулся к учебе, а также подрабатывал швейцаром на CBS, чтобы оплачивать учебу и свои нужды. У Дина каждый день шел по кругу: бесконечные фотосеты, чтобы сделать свое портфолио, встречи с агентом, прослушивания.

Даже когда пришел день оплаты ренты за второй месяц, и парни осознали, какую большую брешь она пробила в их бюджете, они сумели выкрутиться из положения небольшими жертвами. Питание стало более скудным, но они по-прежнему приглашали к себе девушек с театрального отделения, а ужины при свечах теперь даже добавляли очарования, заодно сокращая счета за электричество.

Прошли несколько бесплотных недель, в течение которых Дин не мог найти никаких ролей, и Дрэзмер отправила его вместе с Бэлла на пробы для телефильма, снимающегося в студии Джерри Фейербенкса. Фильм под названием «Холм номер один» был на религиозную тематику, и Дин пробовался на роль апостола Иоанна, самого молодого ученика Христа. Ассистент режиссера был настолько впечатлен, что взял Дина сразу же. Бэлла досталась роль римского солдата. Пьяный от радости Дин помчался назад домой и рассказал Басту отличные новости.

Часовой фильм «Холм номер один» должен был быть записан для местного использования в пасхальные праздники. Его спонсором стала известная католическая организация, Семейный Театр Отца Пейтона, чей слоган «Семья, которая вместе молится, остается самой крепкой» стал практически национальной поговоркой.

Сюжет фильма объединял в себе религиозную и патриотическую тематику. Группа уставших американских солдат в Корее атакуют трудную цель – Холм 46 (высота 46). Во время затишья в сражении, в пасхальное воскресенье, появляется священник и успокаивает их, рассказывая историю распятия Христа на Голгофе (Холм номер один). После того, как священник рассказывает им о Воскрешении, солдаты узнают, что Холм (высота) номер 46 пала, и сражение выиграно.

Актерский состав оказался на удивление значительным. Рэемонд Бёрр сыграл апостола Петра, а Лейф Эриксон Понтия Пилата. Родди Макдауэл был одним из военных, а также в фильме сыграли Джин Локхарт и Рут Хасси.

Режиссер, Артур Пирсон, снял большое количество фильмов в Голливуде, включая «Опасные годы», которые дали толчок карьере Мэрилин Монро.

По мере приближения дня съемок, как вспоминает Баст, нервозность его друга росла, пока она не достигла такого уровня, что никто не мог находиться рядом с ним. «Порой у меня было такое чувство», писал Баст, «будто он считал, что если говорить об этой роли, или даже признавать ее существование – он ее потеряет. Раз или два казалось…что он получал удовольствие и приятное волнение от страха, что я или кто-то еще можем украсть у него эту роль, если он вдруг будет неосторожным».

Так или иначе, съемки прошли отлично, фильм был завершен студией в течение недели с начала работы над ним. Дин появился в нескольких сценах и был уверен, что проделал достойную работу. Одетый в ниспадающие одежды и головной убор, он решительно произносил свои строки поставленным глубоким голосом. В одной их сцен он поучал своих учеников, «Конечно, мы не проводим время после вознесения Господа нашего, вернувшись к нашим грехам.» не было и следа того протяжного произношения, которое стало его визитной карточкой в последующих фильмах. Ближе к концу фильма Дин произносит речь перед могилой Христа, и Артур Пирсон даже похвалил его за то, как он справился с ней. Режиссер с гордостью вспоминает:

«Он сделал это прекрасно, просто и четко», с сожалением добавляя: «А год спустя в Нью-Йорке он научился быть бормочущим бунтарем».

И Дин, и его агент надеялись, что фильм повлечет за собой более крупные и выгодные предложения, поэтому за неделю до показа Дрэзмер оповестила всевозможных продюсеров о том, чтобы они посмотрели выступление ее клиента. Однако, после выхода фильма никаких предложений не поступило. Показ получил несколько почтительных отзывов в местной прессе, также заметка появилась в журнале «Вэрайети». Имени Дина там не упоминалось.

Единственным признанием, которое получил Дин, было письмо от группы девочек Старшей школы Безупречное Сердце из Лос-Анжелеса, которых учитель заставил посмотреть шоу. Они сообщили ему, что организовали фан-клуб Джеймса Дина и хотели бы, чтобы он присутствовал на их первом заседании. Дин посетил эту встречу, а также несколько последующих, которые девочки устраивали у себя дома, пока их клуб бесшумно не расформировался по причине отсутствия финансов.

Из-за того, что новых ролей все не появлялось, Дин впал в депрессию. Его потрясающая уверенность в себе, казалось, дала трещину. Он часами сидел в своей комнате и смотрел в пространство, либо разглядывал верхушки деревьев за окном. По ночам он подолгу гулял в одиночестве, болтался по Венецианскому пирсу - району развлечений, наблюдал за людьми или бродил по пляжу, порой не возвращаясь до самого рассвета.

«Если подумать о сложностях в общении с ним», писал Баст, «то никогда это не было настолько острым, как когда он впадал в депрессию. Для моего собственного душевного спокойствия я счел мудрым решением либо его игнорировать, либо совершенно избегать, занимаясь собственными проблемами».