Перевод: Светлана Ра  для сайта james-dean.ru

Расставшись с Пьер Анджели, Джеймс Дин оказался в состоянии неопределенности. «К востоку от Рая» был на заключительной стадии монтажа, но Warners еще не выбрали для него следующую роль. MGM хотела пригласить Дина в фильм «Паутина» о душевнобольном художнике, который снимал Винсент Миннелли, но Warners отказались от идеи позволить своему будущему актеру-идолу играть пациента психиатрической больницы.

Чтобы занять Дина, студия организовала ему несколько интервью подряд, и пресса впервые получила возможность действительно близко к нему подобраться.

«Я вдумчивый и чувствительный маленький дьявол, - сказал он Филипу К. Шеуеру из Los Angeles Times. -- Ужасно неловкий и настолько напряженный, что не понимаю, отчего людям хочется находиться со мной в одной комнате. Я знаю, что не смог бы вынести самого себя».

«К востоку от Рая», как он сообщил репортеру, было «исследованием дуальности – можно ли прийти к святости через познание сатанинского, а не пуританского... «Я принял вызов честно показать в своей роли не только самого героя, но и свои собственные черты характера».

Дин продолжил: «Я ненавижу что-либо, что ограничивает прогресс или рост, способ действовать... образ мыслей. Я ненавижу учреждения, которые делают это... Я надеюсь, что это не делает меня похожим на коммуниста. Коммунизм – самый большой ограничивающий фактор нынешнего мира».

Это было одним из двух когда-либо сделанных политических заявлений Дина. В другом он просто сказал, что «больше всего хотел бы оживить Ганди». «Он никогда не говорил о политике, - вспоминал сосед по комнате, Билл Стивенс, - и я не знаю, голосовал ли он вообще, или нет».

Студия не могла контролировать телевизионные работы Дина, и с ним заключили контракт на появление с Эдди Альбертом и Натали Вуд в театре Дженерал Электрик. Шоу «Я Дурак» было адаптацией истории Шервуда Андерсона о безумии любящего молодого человека.

Репетиции проходили в старом театре в центре Лос-Анджелеса, и Дин опоздал в первый же рабочий день. Одетый в порванную спортивную рубашку и штаны, скрепленные английской булавкой, он эффектно появился, поднявшись через большое окно.

«Я думала, что он невероятно странный, пока не начала с ним работать», сказала позже Натали Вуд.

Бывший президент Рональд Рейган, ведущий программы, вспоминал: «Я был поражен тем, насколько Джеймс Дин, которого вы видели вне съемки, походил на того Джеймса Дина, что вы видели на пленке. Он упорно работал над своим мастерством, репетировал с почти той же отдачей, что выдавал потом на камеру ... Большинство из нас, поснимавшись какое-то время, начинает сдерживаться на репетициях и экономит свои силы для непосредственного момента съемки... Джимми не делал этого. Кажется, он выкладывался полностью каждый раз, когда читал свои строки».

Дин также начал регулярно посещать курс актерского мастерства, который давал в Голливуде Джефф Кори, театральный актер, который был тогда в черном списке студий за его политические взгляды. Дин участвовал в занятиях класса, как вспоминал Кори, пытаясь достигнуть большего количества формы и контроля в своей собственной работе, и великодушно давал советы любому молодому актеру, если те спрашивали. Позже Кори говорил: «Мой последний разговор с ним после занятий однажды вечером коснулся его досады по поводу отсутствия физической специфики в работе актера. Он, конечно, знал интуитивно об изобилии в нем самом тех самых качеств, и ощущал потребность развивать их еще больше. Я предложил немного позаниматься с ним , и мы договорились приступить, как только время нам позволит. Этому, увы, наряду с другими вещами, не суждено было произойти».

Личная жизнь Дина не опустела с потерей Пьер. Он стал встречаться с новой девушкой почти каждый вечер, который начинался с похода в кино или ресторан с последующим визитом на квартиру к другу на чашечку кофе. Он встречался с Лори Нельсон, Сьюзен Страсберг и Терри Мур, и это далеко не весь список. Но ни одна девушка не заменила ему Пьер Анджели; ни одна и не смогла бы.

Одной из красивых актрис, с которой встречался Дин, была Мейми Ван Дорен, уроженка Среднего Запада, которая позиционировалась, как конкурент Мэрилин Монро. В своей автобиографии «Играя на поле» Мейми вспоминала, что встретила Дина однажды днем в шумном голливудском бистро, и актер взял ее с собой в поездку на мотоцикле через каньон Колдуотер. Они приехали туда и припарковались на небольшой поляне с видом на город. Дин выкурил сигарету, поцеловал ее, и положил ладони ей на грудь. Затем они поговорили некоторое время, и Джимми отвез ее домой. Больше она никогда его не видела; несомненно, это было типичным поведением для Джимми.

В это время у Дина также было несколько свиданий с Терри Мур, другой молодой восходящей звездой. Терри занималась с «известным постановщиком голоса», и Джимми уговорил ее, чтобы она убедила преподавателя взять его в ученики. Учительница отказывала, утверждая, что она слишком занята. Но Дин упорствовал, и, наконец, Терри убедила ее внести Джеймса в свой график. Позже, Терри с удивлением узнала, что Джимми не появился у нее на первом же занятии. Это также было стандартное поведение Дина.

Когда студия, наконец, попросила Дина освободить гримерку, чтобы ее можно было использовать для другого фильма, Дин отказался. Но после того, как ему отказали в доступе к воротам однажды вечером, он был вынужден сдаться. При перемещении его имущества обнаружилось, что Дин хранил три тысячи долларов в ящике стола. Он небрежно пояснил, что хотел положить их в банк, но так и не добрался до него. Эта история сплетнями расползлась по Голливуду, сумма значительно выросла, еще больше усилив таинственность, которая начала окутывать образ молодого актера.

Возможно, эксцентричность Дина была его способом определить свою собственную индивидуальность, и именно она оставляла за собой истории и легенды.

«Единственным успехом для меня, единственным реальным величием человека, является его бессмертие», говорил он своему другу Биллу Басту. И в Голливуде никто никогда не создавал свою легенду тщательнее, чем он.

К декабрю Warners, наконец, закончил «К Востоку от Рая», и решил устроить предварительный просмотр в небольшом театре в Хантингтон-Парке. Голливуд гудел от новостей; в течение нескольких месяцев город слышал о большой новой находке студии - Джеймсе Дине, и наконец, они могли увидеть его своими глазами.

Дин пригласил много людей на предварительный просмотр, включая Конни Форд и ее мужа, продюсера Шелли Хулла, Баста, и Лью Брэкера, молодого страхового агента и любителя гонок, которого он встретил во время съемки «Рая». На два года старше Дина, Брэкеру суждено было стать одним из его самых близких друзей. Он был родом из Аризоны и был недавно демобилизован из армии после службы в Японии.

Руководители студии ожидали хорошую реакцию на фильм, но даже они оказались не готовы к тому, как был принят фильм. Элия Казан, который был там тем вечером, вспоминал:

«Балкон был полон молодежи, которая никогда не видела Дина прежде, но в тот момент, когда он появился на экране, они начали визжать, кричать и вопить, будто бы сверху на нас обрушился водопад. Каждый раз, когда он делал движение, это было похоже... на оползень». Хотя режиссер и признал, что Дин ему никогда действительно не нравился, он позже сказал: «Именно он сделал этот фильм»; и, несмотря на опасения по поводу Дина в начале работы над фильмом, Джон Стейнбек считал, что все прошло «просто отлично».

Позже, Дин и его друзья топтались на тротуаре возле театра. «Довольно неплохо, да?» - Дин хитро подмигнул одному из друзей. «Ты чертовски прав, ты был реально хорош», - ответил друг.

Интерес к Дину начал возрастать. Многие журналы запланировали истории о нем, и голливудские обозреватели, которые ранее говорили о нем только как о бойфренде Пьер Анжели, просили об интервью.

Луэллу Парсонс, тогдашнюю главу кинопрессы, Дин продержал два часа в ожидании встречи с ним. И появился перед ней в рваном фиолетовом свитере и бриджах, разошедшихся на коленях.

«Я не могу отвлекаться на то, чтобы демонстрировать себя человеком в социуме, - пояснил Дин,  - когда я работаю над таким героем, как Кэл, который является исчадием ада».

«Он естественен, или даже 'примитивен', если вам угодно, - писала Луэлла своим читателям в статье, Джеймс Дин - новое лицо с большим будущим. Как и другие открытые звезды до него, он - то, что делает жизнь  яркой и незабываемой». Писательница Дороти Килгаллен пророчила: «Он обязан стать большой звездой, равно, как и большой головной болью».

Хотя он утверждал, что не любит прессу, Дин знал, как управлять репортерами. По словам Джо Хьямса, Джимми просил, чтобы пресс-секретари студии информировали его о возможных вопросах журналиста, чтобы он мог заранее подготовить свои ответы таким образом, чтобы репортер услышал именно то, что хотел услышать. Он использовал эту технику, чтобы очаровать Хедду Хоппер, влиятельную на тот момент фигуру в кинопроизводстве, которая могла быть судьбоносной в его карьере.

Несколькими неделями ранее Хедда видела ссутулившегося Дина на территории студии, и окрестила его «еще одним грязным актеришкой из Нью-Йорка». Однако, по предложению Клифтона Уэбба, она пришла на предварительный просмотр «К Востоку от Рая» и была сражена его экранным очарованием.

Когда Дин появился в ее доме для интервью, он оказался столь же опрятным и почтительным, как любой парнишка, живущий по соседству. Вдова средних лет оказалась под впечатлением. «Я хочу вскоре сыграть Гамлета», - сказал ей Дин. - Только молодой человек сможет сыграть его с той наивностью, которая в нем была». И ненароком добавил: «Лоуренс Оливье не стал рисковать. Что-то определенно теряется, когда его играет человек в возрасте. Его ответы ожидаемы.... Это вовсе не тот запинающийся, мятущийся юноша, которым он действительно был».

Хедда убедила одного из бродвейских продюсеров дать Дину шанс, и после этого она стала его постоянной защитницей. «Я любила этого мальчика, и я всегда буду его любить», - сказала она позже. Дин дипломатично именовал ее, как «мой друг в управлении». Несколько лет спустя, в ее автобиографии, Хедда описала, каким очаровательным Дин был на их первой встрече. Когда Роджерс Брэкетт прочитал историю, он назвал ее «прекрасным примером» того, как его бывший протеже «оттачивал технику». «Она тоже купилась на его притворство», - сухо отметил он.

По мере приближения нового года, Warners все еще не решили, какой будет следующая картина Дина. Один проект на рассмотрении был биографией фильма Чарльза Линдберга; другой был современным фильмом о трудных подростках за режиссурой Николаса Рэя. Тема преступности среди несовершеннолетних, в то время ставшая практически национальной проблемой, была очень популярна у общественности, и студия признала актуальность данной киноленты. Но у Рэя была только грубая схема фильма, который он хотел сделать, и название, заимствованное из книги, правами на которую владели Warners: принадлежавшее Роберту Линднеру клиническое исследование несовершеннолетнего преступника, «Бунтарь Без Причины».

Пока Warners не назначили его на другую картину, Дин решил возвратиться в Нью-Йорк, чтобы сняться в сериале и затем посетить своих тетю и дядю в Фэрмаунте. К нему обратился молодой фотограф по имени Деннис Сток, который хотел сделать историю о нем для журнала Life, и он пригласил Стока с собой в поездку. Сначала Джимми пытался требовать поместить свою историю на обложку, но Сток убедил его, что редакторы Life на это не согласятся.

Дин и Сток летели в Нью-Йорк, где Дин, как намечали, появится в серии Стального Часа Америки 4 января. Шоу «Вор» было обычной драмой, но каст был прекрасным и включал в себя Мэри Астор, Пауля Лукаша и Диану Линн. По крайней мере, в своих телевизионных ролях Джимми продвигался вверх в социальном отношении: он играл богатого молодого человека, обвиняемого в ограблении своей семьи.

Нехемия Персофф, который также был на шоу, помнит, что Дин был возбужден и отдален от всех во время репетиций. «Пауль Лукаш не мог выдержать того, что у Дина уходило так много времени, чтобы сыграть свой отрывок, - вспоминает Персофф. - Однажды Лукаш должен был столкнуться с Дианой Линн и сказать, 'Извините, но мой сын [Дин] немного странный'. В генеральной репетиции Дин занял очень много времени, и когда очередь дошла до Лукаша, он ничего не сказал. Режиссер спросил, что случилось. Лукаш ответил: «Я не могу сказать, что мой мальчик странный; он не странный. Этот сукин сын сумасшедший».

По окончании работы в этом шоу Дин и Сток сели на поезд в Индиану. Поездка прошла хорошо; в Фэрмаунте блудного сына ждали родственники. Местная газета послала репортера, чтобы взять у него интервью, и куда бы Джимми не шел, старые друзья и доброжелатели останавливали его, чтобы поздороваться.

Дина пригласили выступить в его старой средней школе, и он с удовольствием принял приглашение. В течение полутора часов он общался со студентами, вышагивал туда-сюда, декламировал Шекспира, философствовал, и даже демонстрировал свой метод для боя быков, наслаждаясь собой по полной.

«Он был просто ребенком, хвастающимся перед людьми родного города, - позже сказала его наставник, Аделайн Нол, добавив с еще большим пониманием. - В некотором смысле, это всё, чем он когда-либо был».

Бывший изгой стал королем, и он наслаждался каждым моментом своего триумфа.

Как всегда, Уинслоу были рады снова видеть Джимми дома. Тетя Ортенс приготовила его любимый ужин - мясной рулет, и каждый вечер были дополнительные порции пюре, и стопки свежего кукурузного хлеба. Среди людей, которых он любил и кому доверял, Дин был открыт и расслаблен. Он недавно купил маленький магнитофон, и теперь тайно делал записи семейных разговоров, повергая всех в восторг, когда воспроизводил их.

Больше недели Сток следовал за Дином по всему Фэрмаунту, фотографировал его на фоне его любимых с детства мест, пытаясь запечатлеть влияние и среду, которые помогли сформировать характер молодого актера.

Дин вытащил свои барабаны, «чтобы видеть реакции сельскохозяйственных животных на примитивный инструмент», и Сток сфотографировал его сидящим в окружении стада рогатого скота, когда он играл на барабанах конга.

«Это было странное время для Джимми, - сказал Сток позже. - Я думаю, что так, как он любил ферму и землю вокруг, он понял, что перерос свое прошлое, и Индиана больше никогда не будет для него домом».

Множество фотографий Стока подтверждают это впечатление; в них Дин выглядит почти незнакомцем: сидящий в пустом классе своей старой средней школы, шагающий в одиночестве через замерзшее поле, на фоне снежной тучи в отдалении. Даже на снимке, сделанном на семейном чердаке, где он мальчишкой часто проводил дни напролет, у Дина бессмысленный взгляд, как будто все вокруг стало незнакомым.

В последний день в Фэрмаунте, Дин и Сток посетили универмаг Вилбера Ханта, маленькое заведение, которое сочетало в себе функции похоронного бюро. Шутки ради Дин забрался в один из гробов Ханта, и уговорил Стока сделать снимок.

«Это была типичная для Джимми шутка, - сказал его друг. - Весь город считал его чокнутым, но для него это был просто розыгрыш».

К умеренному неудовольствию Дина Life отказалcя запускать в печать этот снимок (фотографическое эссе Стока «Капризная Новая Звезда» было издано 7 марта 1955), но после смерти Дина изображение было напечатано в журналах по всему миру, как жуткое предзнаменование того, что случилось.

Из Фэрмаунта Дин и Сток возвратились в Нью-Йорк. С момента приезда туда настроение Джимми, казалось, поднялось. В течение дня его видели в классе современного танца Эрты Китт, и договаривающемся об уроках шахмат. Он, как всегда, спешил: одна из прочитанных им книг была «Научитесь играть в шахматы быстро».

Также Дин уже смотрел в будущее, рассказывая друзьям, что он надеется когда-нибудь сделать фильм о бое быков и биографию Вуди Гатри, песни которого он недавно для себя открыл. Как ни странно, вспоминал Лон Чепмен, его любимой балладой у Джимми Гатри была «Прощай, рад был познакомиться».

В конечном счете, уж раз Голливуд дал ему шанс, Дин надеялся однажды стать и режиссером. Он купил камеру 16 мм Bolex в Думонте на 34 Street и начал делать свои собственные домашние видео, используя в качестве актеров своих приятелей, например, Марти Ландау и Билла Ганна. Естественно, он работал без сценария: его музой было мимолетное вдохновение.

«Ничего из того, что когда-либо делал Джимми, не было для него второстепенным, - сказал Рой Шатт, в чьем заднем дворике Дин отснял много фильмов. - Он выкладывался на полную в то, что делал. В своих съемках он постоянно искал что-нибудь необычное, например, странный ракурс. Иногда результаты были причудливы. Но это всегда были его личные результаты».

Джеральдин Пэйдж, которая появилась с Дином в «Безнравственном человеке», сожалела, что он умер до того, как смог срежессировать какой-нибудь фильм. Хотя большая часть актерского состава избегала его, актриса тогда приняла некоторые его предложения по поводу ее роли.

«Он был бы феноменальным режиссером, - сказала она позже, - из-за его... определенной способности взволновать ваше воображение, не давая вам ничего, что могло бы вас ограничить».

Дин содержал свою квартиру во время пребывания в Голливуде, и, как и в прошлом, небольшое здание без лифта стало местом сбора его друзей. Были долгие посиделки, на которых Дин играл на своих барабанах, пока нью-йоркскую ночь не сменял рассвет, пробивающийся через синий сигаретный дым. Диапазон разговоров был от новых фильмов до литературы и философии. Люди читали рассказы и пьесы вслух, однажды прочитав целиком «Двадцать семь вагонов хлопка» Теннесси Уильямса за ночь, по очереди отсыпаясь и сменяя друг друга.

Во время его пребывания в городе у Дина взял интервью Говард Томпсон, тогда молодой репортер Нью-Йорк Таймс. Интервью прошло в квартире Джейн Дики. Джимми опоздал и по прибытии растянулся на полу, чтобы ответить на вопросы. Эту деталь Томпсон опустил для читателей добропорядочного издания.

«У меня было впечатление, что он любит действовать и решил ни с кем не препираться», - вспоминал Томпсон.

«Нью-Йорк жизненно важен, - сказал Дин репортеру. - Я понимаю его суть и здесь лучше работаю. Возможно, их труднее найти, но здесь в Голливуде, за всем этим кирпичом и цементом, есть чувствительные к таланту люди. Проблема только в том, чтобы не потеряться».

Позднее Дин послал репортеру записку, что ему «понравилась статья».

Но, несмотря на этот внезапный порыв деятельности, Дин казался неспособным найти реальное удовлетворение в чем-либо, что он делал. Проекты в одно мгновение поглощали его целиком, но вскоре ему становилось скучно и неспокойно, и он увлекался чем-то другим. Его старые проблемы и страхи никуда не делись, и, как ничто другое, успех их только усилил.

Он был неуживчивым и недоверчивым; и ссорился со всеми, кто его окружал.

«Они для меня мука грубого помола», жаловался он.

Однажды в ресторане он внезапно стал угрюмым. «Где мои друзья?» спросил он. Четверо из его самых близких друзей сидели с ним за столом, но прежде чем любой из них мог ответить, он встал и вышел.

Такие банальные вещи, как помеха на телефонной линии, которой он пользовался, могли повергнуть его в глубокую депрессию, но настроение могло подняться так же внезапно и загадочно, как оно испортилось. Однажды, вспоминал его друг Тони Рэй, его удрученность прошла после просмотра Жака Тати в постановке «Большой День». Тати, русско-французский актер, был известен своими комическими жестами и позами, и уничижительным юмором.

Небритый, с растрепанными волосами, завернувшийся в старый тренч, Дин был угрюм, когда он вошел в театр. В течение десяти минут он так дико смеялся, что другие зрители жаловались. Дин проигнорировал их; и его смех стал еще более безудержным. Но еще до окончания фильма, он решил уехать, уходя через препятствия в виде серебряных пепельниц в проходе.

Пока он был в городе, Дин также заглядывал на занятия в Студии Актеров. Арнольд Сандгэард, который знал Дина со времен «Смотрите, Ягуар», вспомнил один такой случай:

«Джимми к тому времени уже был знаменит, - рассказывал Сандгэард, - было невозможно не обращать на него внимания. Он почти требовал его. Он сел в первом ряду, опустился на стул с поднятым вокруг шеи воротником. Точно, как Брандо, подумал я. Он наблюдал играемую перед ним сцену очень внимательно - так, что даже воротник упал на свое привычное место. Какое-то время спустя, он заметил это и поддернул его в то же неаккуратное небрежное положение. И затем снова принял сконцентрированный вид».

Сандгэард добавил: «Я сто раз это видел с другими актерами в аналогичной ситуации. Они никогда не «выключаются».

Какое-то время Дин ходил к аналитику, но когда визиты оказались неспособными принести то облегчение, которое он искал, он прекратил посещения. Франк Корсаро пытался убедить его возобновить визиты, но безуспешно. «Он никогда не задерживался надолго в одном месте, - заявил Корсаро, - казалось, он просто становится все более сумасшедшим с каждой минутой».

Через друга Дин узнал, что Диззи Шеридан была в городе, и когда он с ней связался, она пригласила его на вечеринку. Их воссоединение было счастливым. Джимми был очень рад видеть ее, и даже казалось, не возражал, когда Диззи пошутила по поводу стиля его одежды, назвав его «таким голливудским» в его черной водолазке с высоким горлом.

Позднее Диззи вспоминала: «Везде, куда бы я ни пошла на той вечеринке - если например я шла в кухню, чтобы взять еду - он следовал за мной, стоял и разговаривал. Никаких тем о Голливуде или что делал он, или что делала я, или о нашей старой компании. Казалось, что он будто бы долго был вдали от дома и внезапно возвратился, и казался таким веселым снаружи, но так или иначе совершенно подавлен внутри».

Диззи также вспомнила, что недавно взошедшая звезда не сошелся с некоторыми ее друзьями. «Он был не самым милым, - сказала Диззи, - и многие люди рано уехали с вечеринки». Они с Диззи позже взяли такси до станции Центральная, где Диззи села на поезд до Ларчмонт.

«Непосредственно перед тем, как я уехала, - сказала она, - он сжал мою руку в такси и спросил меня, счастлива ли я. Я ответила ему, что буду, как только смогу возвратиться на острова, и он сказал, 'Я понимаю, что ты имеешь в виду'. Как будто ему в какой-то степени было жаль, что он не нашел такого места, где бы он мог быть счастливым».

Диззи никогда больше его не видела; вскоре она уехала в Пуэрто-Рико, чтобы работать там с другой танцевальной труппой, и жила там, когда Дин умер. В ночь, когда она узнала о его смерти, она только что вышла из кинотеатра и услышала, как разносчик газет кричал на улицах, что Джеймс Дин погиб в автокатастрофе. Фильм, который она смотрела, был тот самый, который начали показывать в Сан-Хуане несколькими днями ранее – «К востоку от Рая».

В Нью-Йорке Дин встретил другого старого приятеля, которого он не видел в течение долгого времени, но их воссоединение было менее приятным. Роджерс Брэкетт, который потерял работу в Foote, Cone, & Belding в результате сокращения в агентстве, встретил Дина и после того, как они вместе выпили, попросил дать ему немного взаймы, пока дела не наладятся. По словам Брэкетта, Дин отказался, просто сказав, «извини, модник». Согласно другой версии, Дин предположительно добавил: «Я и не знал, что это шлюхи должны платить». Дин также сказал Брэкетту, что он чувствует, что «перерос» его и Алека Уайлдера, и больше не хочет быть их другом. На что Брэкетт ответил, «ты, может, и перерос меня, но не думаю, что когда-либо перерастешь Алека Уайлдера».

Брэкетт философски отнесся к окончанию их отношений. Позже он объяснил, что у него была «другая рыба на крючке». После того, как Дин и его история стали известными, активно распространялись слухи о дружбе актера с Брэкеттом. Конечно, это были не единственные слухи о гомосексуальности Дина. Деннис Сток, один из его голливудских друзей, утверждал, что именно священник из Фэрмаунта «первым обнаружил это в Джимми». Согласно другой истории, актер массовки в «Бунтаре Без Причины» был бойфрендом Дина. Но, спустя после сорок лет, были доказаны только отношения с Роджерсом Брэкеттом.

Брэкетт всегда был осторожен, и после смерти Дина, регулярно отказывался от интервью. Однако агент Дина предпринял меры, чтобы студия щедро заплатила Брэкетту за смягчение каких-либо отрицательных чувств по отношению к его протеже, и тщательно охраняла собственность компании. После того, как он исчез из жизни Дина, Брэкетт продолжал занимать несколько важных рекламных позиций. Позже он посвятил себя путешествиям, как богатый отшельник, который умер от рака горла в 1979. Однако Алек Уайлдер никогда не простил Дина, якобы за его отказ от Брэкетта.

«Он был невротиком, запутавшимся ребенком, - заявлял композитор. - Он нес чушь до самой своей смерти».

К концу февраля 1955 Нью-Йорк стал для Дина бледен; зима была необычно резкой, и он заговорил о возвращении в теплую Калифорнию.

Студия, однако, считала, что он должен остаться в Нью-Йорке и присутствовать на мировой премьере «К Востоку от Рая» в Театре Астора на Бродвее. Средства от показа должны были пойти на нужды Студии Актеров. Билеты стоили по пятьдесят долларов, а Маргарет Трумэн и Мэрилин Монро были среди многих знаменитостей, которые согласились работать на вечере швейцарами.

Но Дин отказался принимать участие. Студия пыталась заставить его передумать, но напрасно. «Я не смогу сыграть эту роль, - сказал он агенту. - Я с ней не справляюсь».

Премьера «К Востоку от Рая» состоялась 9 марта под громкие фанфары; более чем семьсот гостей заполнили театр, и толпы зрителей выстроились вдоль полицейских баррикад снаружи, чтобы взглянуть на это событие.

Но молодая звезда того вечера так и не появилась. Несколькими днями ранее Дин спокойно сел на самолет и улетел обратно в Калифорнию.