James Dean. Boulevard of Broken Dreams, Paul Alexander, 1994

Перевод: Валерия Виноградова для james-dean.ru

Десять тысяч поющих лошадей. 5 глава

Обдумав совет, данный ему Уитмором и Леви, Джимми решил, что пришло время покинуть Лос-Анджелес и отправиться в Нью-Йорк. Он мог сделать это, просто следуя за Роджерсом. В «Foote, Cone and Belding» решили отправить Роджерса в Чикаго, чтобы он разобрался с некоторыми вопросами для компании, а затем — в Нью-Йорк на постоянной основе. Джимми мог поехать с Роджерсом в Чикаго, пробыть там некоторое время, а затем направиться в Нью-Йорк. После завершения своих рабочих дел Роджерс бы тоже туда приехал. В Нью-Йорке Джимми надеялся получить шанс на Бродвее. Возможно, в театре ему повезло бы больше, чем в Голливуде — очевидно, везти ещё меньше уже не могло.

Так что в октябре 1951 года Джимми уехал из Лос-Анджелеса в Чикаго, следуя за Роджерсом, который отправился туда чуть раньше. В Чикаго Джимми остался на неделю, живя с Роджерсом в отеле «Ambassador». Затем он предпринял короткую поездку в Фэрмаунт, где встретился с родственниками и друзьями и сообщил им о своих планах перебраться в Нью-Йорк и попытать удачу на Бродвее. Он даже съездил в Индианаполис, чтобы встретиться с Джеймсом ДеУирдом, который теперь служил священником в большой скинии [1]. ДеУирд поразил Джимми, дав ему двести долларов на то, чтобы обосноваться в Нью-Йорке. Роджерс также предлагал ему деньги — и, разумеется, они планировали жить вместе после того, как Роджерс завершит работу в Чикаго — но по той причине, что Джимми нуждался в любых деньгах, какие мог получить, он взял деньги у ДеУирда. После отношений, которые были у него со старшими мужчинами в Голливуде, Джимми лучше понимал суть отношений с ДеУирдом. Возможно, Джимми, который к этому моменту был настроен более корыстно, чувствовал, что ДеУирд и вовсе должен ему эти деньги, так как он никогда не поощрял Джимми в обмен на услуги сексуального характера, а лишь предлагал ему свою дружбу и руководство. Так или иначе, укреплённый некоторой денежной суммой и обилием эмоциональной поддержки, Джимми чувствовал, что теперь полностью готов отправиться в Нью-Йорк.

Благодаря деньгам, полученным от Брэкетта и ДеУирда, плюс — деньги, оставшиеся у него от подработок в Голливуде, и сумма, которую он получил с продажи своего «Шевроле» 1939 года, Джимми не был на мели, едва приехав в Нью-Йорк. Поэтому он прошёл мимо всех дешёвых гостиниц и снял комнату в отеле «Iroquois». Он был расположен на Западной сорок четвёртой улице недалеко от отеля «Algonquin» — одного из известнейших отелей города — и имел разумные цены и удобные, хоть и не первоклассные, комнаты. На самом деле поселиться в «Iroquois» Джимми помог Роджерс. Один из его лучших друзей, Алек Уайлдер, известный композитор, жил в «Algonquin». Когда Брэкетт связался с ним, Уайлдер предположил, что Джимми стоит поселиться в «Iroquois». Вышло так, что в его первые дни в Нью-Йорке Джимми действительно нуждался в хорошей комнате. «В первые несколько недель я отходил от отеля лишь на пару кварталов, — писал Джимми позже. — Я мог посмотреть три фильма за день, пытаясь сбежать от своего одиночества и депрессии. Я потратил сто пятьдесят долларов из своих ограниченных запасов на походы в кино». Возможно, эта сумма преувеличена, но в том, что в первые недели в Нью-Йорке Джимми посмотрел очень много фильмов, сомнений нет.

Спустя какое-то время Джимми нашёл в себе мужество покинуть безопасную зону отеля и кинотеатра, и когда он, наконец, начал исследовать Нью-Йорк, он влюбился в этот город. В Нижнем Манхэттене он блуждал по узким извилистым улицам Гринвич-Виллидж [2], где обнаружил причудливые места вроде «Minetta Tavern» — бара, в котором он смог почувствовать себя как дома, едва переступив порог. В Верхнем Манхэттене, на Вест-Сайде ему особо полюбились очаровательные окрестные бары, магазинчики на Бродвее и отделанные коричневым песчаником таунхаусы. Часто он доходил до Центрального парка, зелёные пейзажи которого напоминали ему о сельской местности Индианы. Но наиболее комфортно в эти дни он чувствовал себя в Мидтауне [3]. Там он проводил время в «Cromwell's Pharmacy» на первом этаже дома 30 на Рокфеллер-плаза — здания, в котором была расположена штаб-квартира Эн-Би-Си. Он часто ел в «Hector's» недалеко от Таймс-сквер, и в «Jerry's Bar and Restaurant» вблизи пересечения Сорок четвёртой улицы и Шестой авеню. Но больше всего он обожал театральный район. Прогуливаясь по улицам, он видел один театр за другим и неясные очертания ярких вывесок, посвящённых идущим спектаклям. «Юг Тихого океана», «Дерево растёт в Бруклине», «Король и я» — если бы только у него были деньги на то, чтобы увидеть их все! В этой части города он также обнаружил Актёрскую студию, которая тогда располагалась недалеко от Пятьдесят третьей улицы на улице Бродвей, 1697. Разумеется, это место было одним из первых, которые искал Джимми. Он принял решение, что подаст заявку на поступление в Студию так скоро, как решит, что готов к этому.

Было что-то, чего Дин не мог увидеть, прогуливаясь по этим районам; не мог понять, пока не прожил в Нью-Йорке некоторое время. Это был тон сложившегося на тот момент в городе политического климата. Группа принадлежащих левому крылу творческих артистов тепло приняла либеральную социальную и культурную повестку дня, а власти подавляли любого, признанного подозреваемым в одобрении марксистских идеалов. В пятидесятые существовал настоящий список, написанный на бумаге, содержащий имена актёров, сценаристов и режиссёров, которых нельзя было нанимать на работу на телевидении, Бродвее и кинематографе, так как их считали коммунистами. Это был впечатляющий список — Ли Грант, Артур Миллер, Зеро Мостел, Дэшил Хэмметт, Лилиан Хеллман, Ринг Ларднер-младший, Эдвард Дмитрик, и это далеко не все — но если артист находил в этом списке своё имя, его карьера была серьёзно повреждена, если не закончена. Многие артисты, особенно молодые и только начинающие свой путь в бизнесе, были поставлены перед дилеммой: насколько человек может бунтовать (что, в какой-то мере, само по себе является основой любой творческой натуры), чтобы не попасть под цензуру? На поверхности американский социальный климат в пятидесятые выглядел спокойным и уравновешенным. Внутри же нарастало недовольство. Нигде это не было более очевидно, чем в Нью-Йорке, и чтобы понять это, стоило лишь прожить там достаточно долго.

Прошло немного времени, прежде чем Джимми начал переживать из-за денег. В свои первые недели в Нью-Йорке он потратил примерно половину имеющихся у него денег, в основном — на кино. Так как у него не было реальной перспективы получить в ближайшее время актёрскую работу, он решил устроиться судомойщиком в бар на Сорок четвёртой улице. Также он снизил расходы на аренду жилья, переехав из отеля «Iroquois» в комнату в «West Side YMCA» недалеко от Центрального парка. Джимми по-прежнему имел большие надежды насчёт своего будущего в Нью-Йорке. Судя по случившимся у него в Нью-Йорке поверхностным контактам — он перебрасывался парой слов с другими пробивающимися актёрами в «Cromwell's», встречал людей из индустрии в «Hector's» и переговаривал с персонами, с которыми сталкивался в вестибюле отеля «Algonquin», куда ходил на встречи с Алеком Уайлдером, — Джимми был уверен, что сфера шоу-бизнеса в Нью-Йорке была совершенно иной, нежели в Лос-Анджелесе. «Я обнаружил здесь абсолютно новый мир, новый тип мышления, — сказал Джимми позже Биллу Бэсту. — Здесь только талант имеет значение. Ты можешь оставаться верным ему или исчезнуть. Мне нравится это».

Вскоре Джимми начал с пользой применять те контакты, которые были у него в Нью-Йорке. Ральф Леви, с которым он работал над «Шоу Алана Янга», поговорил о Джимми со своим другом Джеймсом Шелдоном, который в Нью-Йорке был телевизионным режиссёром. Когда Джимми связался с ним, Шелдон сразу назначил ему встречу. Чётко выражающий свои мысли, интеллигентный джентльмен (и он действительно был джентльменом в истинном значении этого слова, что шокировало Джимми, ведь ему была привычна голливудская толпа) Шелдон сформировал тёплое отношение к Джимми с того самого момента, как они впервые встретились в его офисе. В то время Шелдон оставил работу режиссёра и присоединился к рекламному агентству, но он знал, что продюсеры одного шоу на Си-Би-Эс — комедийной драмы «Мама», которая была основана на бродвейском спектакле «Я помню маму» — вскоре начинали прослушивания для молодых людей двадцати с небольшим лет, чтобы заменить Дика Ван Паттена, который был призван в армию. Персонаж Ван Паттена, младший брат главного героя по имени Нельс, идеально подходил Джимми, так что Шелдон устроил его прослушивание у продюсеров. На прослушивании Джимми был великолепен — настолько, что продюсеры немедленно предложили ему роль. Конечно, Джимми был вне себя от радости. Он провёл в Нью-Йорке совсем немного времени и уже получил работу. И не просто работу, а крупную роль в популярном сериале, основанном на бродвейском шоу. Стоило только представить, что бы об этом сказали в Фэрмаунте.

Затем случилась катастрофа — по крайней мере, это было катастрофой для Джимми. Неожиданно Ван Паттен получил отсрочку от армии по категории годности 4-F [4]. Разумеется, это означало, что Ван Паттен не был вынужден идти служить в армию. Также это означало, что Ван Паттену не придётся уходить из сериала и что Джимми не мог получить его роль. Джимми был подавлен. Он был так близок, но не смог достигнуть цели. Однако всё же он чувствовал себя успокоенным. По крайней мере, ему не пришлось ни с кем спать, чтобы получить роль. В Голливуде ему, возможно, пришлось бы лечь с кем-то постель только для того, чтобы попасть на прослушивание. Возможно, Нью-Йорк действительно отличался от Голливуда.

Джимми получил работу в ноябре 1951 года. По сравнению с одной из главных ролей в сериале на Си-Би-Эс это был шаг назад, но всё же это была работа, и он в ней нуждался. Он узнал, что телеигра «Beat the Clock» ищет кого-нибудь для предварительного тестирования трюков и разогрева аудитории, так что он подал заявку и получил должность. Почти сразу он приступил к работе. Разумеется, ни о каком карьерном росте речи быть не могло — временами работа и вовсе была унизительной, — но это приносило деньги, хоть и небольшие — пять долларов в час. Помимо этого, едва ли не единственным доходом Джимми были небольшие подарки от дяди Маркуса и тёти Ортенс. «Иногда мы высылали ему деньги, — говорил позже Маркус Уинслоу. — Я курильщик, и когда я покупал себе коробку в двести сигарет, я покупал одну и для него тоже и отправлял по почте». Чек здесь, сигареты там — Джимми был благодарен за всё, что мог получить.

Первая же помощь Шелдона настолько приблизила Джимми к успеху, что он вновь пошёл к нему за советом. И вновь у Шелдона было хорошее предложение. Он считал, что Джимми нуждался в агенте. В связи с этим Шелдон отправил его на встречу с агентом по имени Джейн Диси в агентстве Луи Шурра. Джимми и Джейн нашли общий язык, стоило им только присесть и начать беседу. С самого начала Диси, которая по натуре была мягкой, общалась с Джимми таким образом, на который он реагировал лучше всего — она стала для него материнской фигурой. Из-за этого Джимми тянуло к ней почти инстинктивно. В то же время Диси разглядела сырой и по-прежнему нетронутый талант Джимми. Так как они сразу почувствовали симпатию друг к другу, они решили работать вместе. Джимми был так предан их рабочему партнёрству, что даже переехал к Диси и начал называть её мамой, когда она покинула Луи Шурра и основала собственное агентство на Сорок второй улице. Впоследствии имя Джимми было лишь одним из целого списка впечатляющих имён клиентов Диси, среди которых были Мардж и Гауэр Чэмпионы, Мартин Ландау и Джордж Кэмпбелл Скотт.

Пока профессиональная сторона его жизни переживала подъём, Джимми подружился с девушкой по имени Элизабет Шеридан (все звали её Диззи), которую встретил в приватной женской резиденции «Rehearsal Club». Диззи была дочерью пианиста Фрэнка Шеридана. Она чувствовала родство с Джимми, и они провели вместе много часов, обычно — в барах по соседству. Но шло время, и Джимми уделял всё меньше времени личной жизни и всё больше — профессиональной, которая, по его мнению, по-прежнему развивалась слишком медленно.

8 февраля 1952 года Джимми исполнился двадцать один год. Его стремление стать актёром оставалось огромным, и теперь, когда в его жизни появилась Джейн Диси, он верил, что его шансы стали намного выше. Ещё до того, как Диси ушла из агентства Шурра, другой агент помог Джимми получить небольшую роль в мистическом телесериале «Сеть». После этого Джимми вновь сидел без работы (он был уволен из сериала «Мартин Кейн» по той причине, что с ним было сложно работать), а затем получил работу статиста на съёмках научно-популярного сериала «Сказки завтрашнего дня» и крошечную роль в эпизоде «Десять тысяч поющих лошадей» сериала «Первая студия». В этом эпизоде, основанном на рассказе Роберта Карсона «Ты останешься счастливой», Джимми должен был одеться в костюм посыльного и, не говоря ни слова, появиться в короткой сцене с Джоном Форсайтом. На тот момент для Джимми это представлялось итогом всей абсурдности его актёрской карьеры. Это было таким же абсурдом, как десять тысяч поющих лошадей. Тем не менее, у Джимми были: надежда, Джейн Диси, а также неутомимое побуждение к тому, чтобы попасть в шоу-бизнес — неважно, какой ценой, какой болью и какими жертвами.

[1] переходной храм.

[2] квартал на западе Нижнего Манхэттена.

[3] один из трёх крупных районов Манхэттена, иначе — Средний Манхэттен.

[4] в армии США отсрочка 4-F предоставлялась по причине проблем с физическим или ментальным здоровьем, а также из-за несоответствия моральным стандартам.