James Dean. Boulevard of Broken Dreams, Paul Alexander, 1994

Перевод: Валерия Виноградова для james-dean.ru

Десять тысяч поющих лошадей. 1 глава

Вероятно, что-то большее, чем желание получить образование, заставило Джимми покинуть Индиану и отправиться на Западное побережье. Если бы он просто хотел поступить в колледж, он мог бы остаться в Индиане и пойти учиться в колледж Эрлхам, где, не без помощи Эдлин Брукшир, он, без сомнения, был бы признан всеми. Там он непременно стал бы ценным членом студенческого общества. И поступить в Эрлхэм было проще, чем в Городской колледж Санта-Моники, в который Джимми собирался поступать в Калифорнии. То, что привело Джимми в Лос-Анджелес летом 1949 года, не было жаждой знаний, но страстью к тому, чтобы предпринять ещё одну попытку заполучить любовь отца. За последние девять лет Джимми нечасто видел Уинтона. Ортенс и Маркус — мама и папа для Джимми — относились к нему прекрасно. Они давали ему всё, что заботливые родители дают своим детям: моральное воспитание, финансовое обеспечение и, что самое главное, безоговорочную любовь. Но, в конце концов, чета Уинслоу не были родителями Джимми, как бы он их ни называл. А Уинтон — был, хоть и вряд ли вёл себя как родитель. Так что Джимми прибыл на железнодорожную станцию в Лос-Анджелесе летом 1949 года в надежде, в конце концов, построить отношения с человеком, который сыграл такую волнующую роль в его жизни. Итак, вот он, Джимми — стоит на платформе в Лос-Анджелесе; большинство его пожитков битком набиты в потрёпанный коричневый чемодан, стоящий на земле рядом с ним. Словно он говорил своему отцу, который приехал забрать его, одним своим присутствием на платформе: «Может, ты меня, наконец, полюбишь? Поможешь ли ты потерянному мальчику найти путь домой?»

К тому времени, как Джимми приехал в Калифорнию, Уинтон всё ещё жил в Санта-Монике, хотя он и Этель переехали из старого в скромный, но приятный дом на Салтейр-авеню, недалеко от госпиталя, в котором Уинтон работал. Даже несмотря на это, возвращение «домой» вместе с отцом заставило Джимми заново пережить воспоминания о самом болезненном периоде его жизни — о тех временах, когда умерла его мать. Не помогало и то, что теперь Джимми должен был мириться с существованием мачехи, женщины, которая восприняла как угрозу (и, возможно, по понятным причинам) внезапное возвращение в жизнь её мужа его ребёнка от первого брака. За последние годы прозвучало много противоречащих друг другу историй о том, как ладили Джимми и Этель. Некоторые из друзей и родственников семьи полагали, что Этель, властный и неприятный по своей натуре человек (по их мнению), была раздражена самим присутствием Джимми и всеми силами старалась нарушить примирение, над которым Джимми и Уинтон пытались работать. Другие же верили в то, что она разумно отошла в сторону: в этом сценарии она даже надеялась на то, что Уинтон и Джимми уладят свои разногласия. Вне зависимости от того, какую роль сыграла Этель, именно Уинтон принял на себя доминирующую роль в жизни Джимми. За последние девять лет две мужские фигуры — Маркус Уинслоу и преподобный ДеУирд — больше всего повлияли на Джимми. Маркус давал ему отцовскую любовь. ДеУирд — подобие отцовской любви (по причине разницы в возрасте ДеУирд не мог не стать отцовской фигурой для Джимми), но впоследствии эта эмоция была омрачена тем, что они стали любовниками. Теперь Джимми надеялся, что Уинтон станет для него настоящим отцом, таким, какого у него никогда не было.

В каком-то роде, Уинтон пытался. Он помогал Джимми чувствовать себя настолько комфортно, насколько это было возможно, пока тот обживался в своём новом доме в Лос-Анджелесе. Он купил Джимми «Шевроле» 1939 года, чтобы ему было удобнее осваиваться в большом городе. Он поддержал Джимми, когда тот начал ходить на подготовительные курсы, которые были нужны ему для поступления в колледж. В конце концов, Уинтон дал Джимми совет насчёт будущего. И, хотя Уинтон и не хотел этого, совет, который он дал, и то, как он это сделал, принесли его отношениям с сыном больше вреда, чем пользы. Уинтон хотел, чтобы Джимми учился на баскетбольного тренера, учителя физкультуры или, что лучше всего, на юриста. Любая из этих работ позволила бы Джимми жить относительно свободно от финансовых забот. Ни при каких обстоятельствах Уинтон не хотел, чтобы Джимми занимался тем, что больше всего любил в старшей школе — актёрством. Большинство актёров зарабатывают гроши, говорил Уинтон, а те, кому везёт найти работу, никогда не знают, как долго она у них будет и откуда появится следующая. Уинтон прожил в Лос-Анджелесе достаточно для того, чтобы понимать, что Голливуд — коррумпированный бизнес. Для того, чтобы Джимми достиг успеха на актёрском поприще, ему пришлось бы идти на такие компромиссы, каких Уинтону не хотелось бы в жизни сына.

Несмотря на возражения отца, Джимми всё равно интересовался актёрством и тем летом присоединился к Театру Миллера в Лос-Анджелесе, поступив противоположно тому, чего хотел Уинтон. Даже несмотря на это, Джимми был очень взволнован возможностью работать в театре. Его радость проявилась в письме Ортенс и Маркусу: «Теперь я полноправный член труппы Театра Миллера! Сейчас не время для кастинга на роль в какой-нибудь постановке, но мои знания о сцене и способность оформлять декорации помогли мне получить место главного работника сцены на время работы над четырьмя одноактными спектаклями». Однако вышло так, что Джимми всё же появился в одной из летних постановок: под именем Байрон Джеймс он сыграл небольшую роль в спектакле «Роман алого ущелья».

Этим поступком Джимми дал отцу понять кое-что важное. Возможно, он и приехал в Калифорнию для того, чтобы наладить отношения с ним, но если Уинтон полагал, что он сможет уничтожить страсть Джимми к актёрству, то он ошибался. Ещё в Фэрмаунте Джимми испытал радость от выступления на сцене перед аудиторией. Теперь он был охвачен желанием испытать это чувство вновь. Влияние отца на сына, возможно, и является основополагающим, но влияние искусства на артиста подобно гипнозу. Уинтону следовало знать, против чего он выступает. Странно, но он совсем не понимал, насколько уверен был Джимми в том, что будет строить карьеру актёра.

Летние курсы закончились, Джимми поступил в Городской колледж Санта-Моники осенью 1949 года. Колледж был в процессе постройки новых корпусов, так что в 1949-50 учебном году занятия проводились в аудиториях Высшей школы Санта-Моники. В первом семестре Джимми записался на несколько курсов, связанных с введением в право (английский и испанский языки, геология, физика), и это был жест, который осчастливил его отца. Но также он записался на такие курсы как история театра и актёрское искусство для начинающих, которые вела Джин Нильсен Оуэн. Оуэн быстро заметила «сырой» талант Джимми и в то же время понимала, насколько он был неподготовлен. «У него была ужасная артикуляция, он проглатывал слова, и часто его было трудно понять, — написала однажды Оуэн. — Однажды кто-то из других студентов указал на это и обвинил во всём его индианский акцент. Позже, когда мы были вдвоём в моём кабинете, Джимми оспорил это и вынул изо рта пластину, которую ему приходилось носить на верхнем нёбе из-за проблем с зубами» — результат того инцидента, когда в детстве он упал с амбара. «Чтобы преодолеть проблему с артикуляцией, мы начали дополнительный курс длиной в семестр — драматическое чтение «Гамлета». Я сказала ему, что если что-то и способно прояснить его нечёткую речь, то это монологи Шекспира. Так мы и начали заниматься один на один, и этот опыт оказался захватывающим и разоблачающим для обоих из нас».

Оуэн никогда не забыла их занятия «Гамлетом». «Труд чтения пьесы Шекспира мог бы быть слишком сложен для него. Я не хотела, чтобы он импровизировал с Шекспиром, так что мы изучили «Гамлета» вдоль и поперёк. Проблем с этим у него не было, хоть я и помогала с пониманием текста. Он читал пьесу в одиночестве и сразу запоминал все монологи. Это было потрясающе для Джимми — достичь подобного в такие юные годы. Я чувствовала, как это воодушевляло его. Если бы Джимми когда-нибудь смог сыграть Гамлета на Бродвее, это была бы революционная роль. О, это было бы изумительно».

В целом Джимми успешно провёл свой первый семестр в колледже, хотя его оценки на курсах по введению в право не были высоки настолько, насколько он — или же Уинтон — надеялся. Основным событием семестра была работа с Джин Оуэн, но также Джимми получил место в баскетбольной команде колледжа, присоединился к Клубу драмы и стал членом Общества любителей джаза. В весеннем семестре он был выбран в члены Почётной мужской организации Opheleos — группы, которая состояла из двадцати одного наиболее выдающегося юноши колледжа. Как член этой группы, Джимми носил голубой пиджак — символ престижа в кампусе.

В весеннем семестре Джимми не перестал активно интересоваться актёрством. Он продолжал заниматься с Джин Оуэн, теперь беря уроки по дикции и радиовещанию, но этого было недостаточно. В честь Майского дня [1] Джимми вместе с ещё одним студентом организовал и сыграл в спектакле под названием «Она была лишь дочерью фермера». Несмотря на свою занятость, чем больше времени Джимми проводил в колледже Санта-Моники, тем больше он был захвачен новой идеей. Он хотел перевестись в Калифорнийский университет Лос-Анджелеса, кампус государственной системы университетов, расположенный недалеко от Санта-Моники в Вествуде. У него была одна причина, чтобы хотеть этого: в Калифорнийском университете он имел бы больше возможностей изучать драматические искусства. Когда он рассказал Джин Оуэн о своих планах на перевод в осенний семестр, она была непреклонна в своей вере в то, что Джимми не был готов к тому, чтобы справиться с внушительными учебными требованиями этого университета. «Я посоветовала ему не переводиться, — говорит Оуэн. — Я сама — выпускница Калифорнийского университета, и я знала, что для Джимми это было излишне научное учебное заведение. Я знала, что у него не было подготовки для такого места. Я очень хотела, чтобы он остался с нами ещё на один год, подготовился больше и, возможно, выбрал другой университет».

Но Джимми зациклился на этой идее. Что-то в глубине его души — творческий импульс или просто явные амбиции — заставили его проигнорировать совет Оуэн. Перспектива обучения в одном из лучших театральных департаментов в стране, который снабжал голливудские студии непрекращающимся потоком сценаристов, режиссёров и актёров, была для Джимми слишком привлекательной. Если бы он остался в Санта-Монике, у него было бы немного шансов на то, чтобы завести знакомства, необходимые для работы в сфере развлечений. В Калифорнийском университете шансы были бы намного выше. Так что Джимми решился: он будет переводиться в Калифорнийский университет Лос-Анджелеса.

Он подал документы перед осенним семестром, и его оценки были достаточно высоки для того, чтобы его сразу приняли. Была, конечно, одна большая проблема, с которой Джимми приходилось мириться — его отец. Как и Джин Оуэн, Уинтон был против перевода Джимми в Калифорнийский университет. Уинтон понял, что там, в месте, полном возможностей для актёров, Джимми потеряет заинтересованность в двух сферах, на которых Уинтон продолжал настаивать, — физическое воспитание и юриспруденция. Прежде, чем Уинтон мог бы узнать, Джимми мог получить степень в драматическом искусстве. Подобная перспектива заставляла его съёжиться. Но в этом вопросе Джимми не собирался уступать отцу. Он организовал всё необходимое для того, чтобы начать осенний семестр в Калифорнийском университете, и, проведя лето за работой вожатым в детском лагере, записался на все курсы, которые запланировал. Чтобы успокоить Уинтона, он всё-таки выбрал программу и по введению в право. Но это не помогло. Уинтон был в ярости от того, что Джимми проигнорировал его и сменил колледж, несмотря на все возражения, о которых они постоянно спорили. Их споры вскоре приобрели подлый и мстительный характер. Впрочем, чем больше они ссорились, тем большую решимость приобретал Джимми. В некотором роде этим Джимми говорил отцу то, что хотел сказать в течение многих лет: «Если тебе наплевать на мои чувства, то мне наплевать на твои».

Разногласия между ними стали столь велики, что Джимми не мог продолжать жить с Уинтоном. Примерно в то же время Уинтон и Этель решили, что хотят покинуть Санта-Монику и перебраться в Резеду, другой пригород Лос-Анджелеса. После недолгих поисков они нашли дом на Йоланда-авеню. Так как семья всё равно собиралась переезжать, Джимми использовал это как оправдание тому, чтобы отдалиться от отца и переехать в университетское общежитие. Задумавшись о том, где он хочет жить дальше, Джимми решил подать заявку на вступление в студенческое братство Сигма Ню, и, когда начался семестр, он переехал в дом членов братства на Гэйли-авеню. Несмотря на ссору с отцом, Джимми не поменял свою специальность и остался на введении в право. Возможно, он сделал этот выбор из уважения к желаниям Уинтона, но люди, которые познакомились с ним в течение этого семестра, были уверены в том, что он серьёзно рассматривал возможность карьеры в юриспруденции. Возможно, он и был настроен серьёзно. Впрочем, чтобы обезопасить себя и чтобы удовлетворить ту страсть, что изначально привела его в Калифорнийский университет, он записался также и на театральные искусства как на вторую специальность. Это не только означало, что он мог брать уроки актёрства, но также и то, что он мог участвовать в прослушиваниях к театральным постановкам в колледже. Одна из постановок, «Макбет», особо привлекла его внимание.

Джимми был счастлив жить вдали от дома, но разлад с отцом стал причиной серьёзной проблемы, появления которой он не ожидал, — нехватки денег. Уинтон, помимо того, что разрешал Джимми жить в его доме и освобождал от всякой арендной платы, также помогал ему финансово. Теперь же эта помощь прекратилась почти полностью. Уинтон не собирался облегчать Джимми жизнь, тем более теперь, когда тот бросил ему вызов в столь открытой манере. Из-за этого Джимми приходилось браться за кратковременные подработки в университете, чтобы оплачивать обучение и жильё. К началу семестра он скопил столько денег, сколько смог заработать, работая киномехаником в классах, требующих визуальных средств. Плата была скромной, но, по крайней мере, Джимми мог заниматься чем-то, что не ненавидел.

В течение осеннего семестра, пока Джимми посещал свои занятия — латынь, геология, американская история, военное дело, — он продолжал думать об актёрской карьере. В конце концов, в начале октября театральный департамент объявил о скором проведении кастингов для спектакля «Макбет», запланированного для показа с 29 ноября до 2 декабря. На открытое прослушивание Джимми пришёл в статусе неуверенного и относительно неподготовленного новичка, который хотел быть актёром больше всего в жизни. После того, как он прочёл свои слова на сцене, перед одними из строжайших учителей в этой сфере, он почувствовал себя так, словно смог произвести впечатление. Несомненно, время, которое он провёл, изучая «Гамлета» с Джин Оуэн, помогло ему чувствовать себя непринуждённо с языком Шекспира. Можно сказать, что в этом плане он был увереннее, чем большинство других студентов, проходивших пробы. После завершения кастинга Джимми узнал, что получил роль Малкольма. Под руководством режиссёра Уолдена Бойла спектакль готовился к показу в Ройс Холл — вне сомнений, самом престижном месте из всех, где Джимми доводилось играть. «Господи! Это мечта, — воскликнул он, когда узнал, что получил роль. — Не давайте никому разбудить меня». Когда он писал письмо тёте Ортенс и Марки несколько дней спустя, он всё ещё пребывал в эйфории. «Самое волнительное событие в моей жизни случилось три недели назад после изнурительных прослушиваний к четырём театральным постановкам университета (самая крупная из них — «Макбет» — будет поставлена в Ройс Холл, зале на 160 мест). После прослушивания наряду с 1600 другими актёрами и актрисами я получил потрясающую роль в спектакле «Макбет», персонажа по имени Малкольм (очень большая роль)».

В ходе репетиций, которые начались 12 октября, Джимми встретил множество людей, связанных с театром, так как теперь он знакомился с субкультурой, с которой он никак не соприкасался в Индиане и лишь поверхностно — в Санта-Монике. В этом мире Джимми начал пересекаться со студентами и сотрудниками факультета, которые разделяли его любовь к актёрскому искусству. В то же время он сталкивался с людьми, которые, несмотря на свою огромную любовь к актёрству, попросту не имели этого природного необработанного таланта, с которым он был рождён. Ограниченные и завидующие, эти коллеги-актёры смотрели на Джимми сверху вниз из-за его скромного происхождения и отсутствия профессиональной актёрской подготовки. Они издевались над его акцентом. Они смеялись над его скромной одеждой. Они высмеивали его непритязательную квакерскую манеру поведения. Два студента, впрочем, сумели преодолеть эти предубеждения и стали для Джимми друзьями: Джанетта Льюис, которая также работала над постановкой «Макбет», и Уильям Бэст, специализирующийся на драматическом искусстве студент, который, как и многие другие в университете, поначалу не был впечатлён Джимми. «Насколько я помню, — позже писал Бэст о том случае, когда его познакомили с Джимми в Ройс Холл во время репетиций к «Макбету», — он не произвёл на меня никакого впечатления. Он был тихим, почти угрюмым, и выглядел так, будто его обижает то, что его попросили участвовать в спектакле». Таково было первое впечатление Бэста, но со временем, когда между ним и Джимми сложились отношения невероятной сложности, Билл признал, что это первое впечатление значительно отличалось от действительности.  

Во время показа «Макбета» Джимми представил вдохновляющее и едва ли имеющее недостатки выступление. Его энергия и изобретательность скрыли нечёткую дикцию и индианский акцент. Когда короткий период показа постановки был завершён, Джимми был расстроен, но в то же время — воодушевлён тем, чего сумел достичь. «Спектакль снискал огромный успех, — написал он семье Уинслоу. — Я был вознаграждён и доказал свои актёрские способности нескольким сотням высококультурных людей. Если я смогу продолжать в том же духе и ничто не помешает моему прогрессу, однажды я смогу сделать большой вклад в мировое театральное искусство».

[1]  — Майский день — праздник, традиционный для многих культур, представляющий собой фестиваль встречи весны. Он празднуется 1 мая, и именно на его основе был создан известный нам праздник День весны и труда.