James Dean. Boulevard of Broken Dreams, Paul Alexander, 1994

Перевод: Карла Маркс для james-dean.ru

Джимми Дин. 2 глава

В Лос-Анджелесе лето подходило к концу, и Мидред с нетерпением ожидала южнокалифорнийскую осень, когда внезапно у нее возникла сильная боль в пояснице, и ей пришлось обратиться к врачу, который госпитализировал и прооперировал ее. Как ни странно, Милдред ни разу не спросила у врача причины, и не упрашивала открыть ей природу болезни. Доктор обсудил эти вопросы с Уинтоном, который отнесся к информации очень избирательно; видимо, он так никогда и не рассказал Милдред о том, что с ней не так. После того, как она восстановилась после операции, затронувшей ее репродуктивные органы, врач позволил ей вернуться домой. Шли недели, но здоровье не улучшилось. Она чувствовала себя настолько плохо, что даже не смогла закончить курсы косметологов, которые посещала. Вскоре у нее не хватало сил даже на то, чтобы встать с постели. «Она постоянно лежала, - говорит Рут Стегмоллер, которая приехала в 1939 году из Индианы в Лос-Анджелес, и жила с сестрой. - Однажды она попросила меня подойти к комоду и вынуть из ящика ее кольца, чтобы примерить их. Потом она сказала: «Когда я с ними закончу, они - твои».

К концу зимы, и ранней весной Милдред заметно сдала. Тогда она с Уинтоном решила сообщить об этом семье в Индиане. К тому времени, когда Уинтон поздней весной написал матери о тяжелом физическом состоянии Милдред, она была уже тяжело больна. Хотя врач знал диагноз и поставил Уинтона в известность относительно прогноза, оба они избегали обсуждать здоровье Мидлред с ней самой. В Фэрмаунте, Эмма Дин, получив письмо от сына, показала его своему личному врачу, который прочел симптомы, и объяснил Эмме, что Милдред осталось жить скорее всего, около восьми недель, или и того меньше. Чтобы оказать Уинтону посильную помощь, бабушка Дина села на поезд до Лос-Анджелеса; она так же привезла с собой еще одну сестру Милдред. К моменту их прибытия бабушка Дина приготовилась к худшему. Теперь она должна была подготовить Уинтона – и Джимми, насколько это было возможно. Бабушка Дина не смогла сказала Рут, что с Милдред. «Я знала, что ей сделали операцию, - говорит Стегмоллер, - ночью сестра и Ба вышли, когда на кухню зашел Уинтон и спросил, что я думаю о Милли. Я ответила: «Все будет в порядке. Она выздоровеет». Уинтон отвернулся и ушел. На следующий день моя сестра сказала, что у Милдред рак. Тогда я впервые узнала об этом».

Состояние Милдред быстро ухудшалось. Вскоре она оказалась прикована к постели. Бабушка Дина взяла на себя ведение домашнего хозяйства, поскольку иногда Милдред требовалось безраздельное внимание Уинтона. По мере того, как болезнь пожирала ее тело, Милдред испытывала мучительную боль. Ее немного отвлекало, когда ей читали вслух Библию. Эмма Дин видела смысл в том, что такая утонченная женщина, как Мидред, хочет услышать слова Писания на пороге смерти, и читала ей. И еще во многих случаях ей читал Джимми. «Пожалуйста, позовите Джимми», - просила Милдред, и тогда он входил, садился на стул рядом с кроватью матери, и читал вслух отрывок, который она просила, или по своему выбору. Часто это был двадцать третий псалом - его любимый в Библии. «Господь, Пастырь Мой, - декламировал он своим мягким мальчишеским голосом, - Я ни в чем не буду нуждаться. Он покоит меня на злачных пажитях. Он уводит меня к тихим водам. Подкрепляет душу мою»…

Спустя несколько недель после приезда бабушки в Лос-Анджелес, у Милдред открылось кровотечение. «Ее положили в больницу на перевязки, - рассказывает Рут. – Она сказала моей сестре – Я совсем, как мама, правда? То есть у нее была мысль о характере заболевания, я не знаю, может, кто-то ей сказал об этом». У нее был рак шейки матки, и к тому времени, когда началось кровотечение, он настолько прогрессировал, что счет пошел на дни. В конце концов, врачи выписали ее для того, чтобы она умерла дома.

Каждый вечер, перед сном, Джимми проверял, жива ли мать. Он слегка касался пальцем ее века, чтобы убедиться, что она спит. Потом, в один день, который Джимми не хотел даже представлять, это случилось; его мать закрыла глаза, чтобы не открыть их никогда. Джимми играл с друзьями внизу на улице, когда она умерла. «Я пошла за ним, - говорит Стегмоллер. – Семья сказала ему. Он воспринял это не по годам мужественно. Он не впал в истерику или что-то подобное этому. Он был подавлен. Он был очень живым, смышленым ребенком. Он не стал кричать или плакать».

Для Джимми, даже если ему и удалось скрыть свои эмоции, смерть матери оказалась ужасным ударом. Ведь его мать была той, кто заботился о нем, лелеял его, нуждался в нем. Милдред Дин умерла 14 июля 1940 года, в возрасте двадцати девяти лет. 15 сентября она должна была отметить свое тридцатилетие. Она не дожила до празднования десятой годовщины их с Уитоном свадьбы две с половиной недели. В феврале Джимми исполнилось девять. Когда то эти даты были важны, но теперь, когда матери не стало, дни рождения и юбилеи уже ничего не значили.

Вскоре после смерти Милдред, бабушка Дина сделала Уинтону предложение. Она усадила его в кресло, и, как она будет писать несколько лет спустя, сказала ему прямым текстом. «Теперь, Уинтон, я хочу, чтобы ты хорошенько подумал. Если ты сочтешь нужным, Джимми вернется в Фермаунт, Ортенс и Маркус хотели бы забрать его к себе. Они его воспитают, если ты не против». Очевидно, это обсуждалось перед тем, как Эмма Дин отправилась в Лос-Анджелес, когда врач пришел к выводу, что Милдред умирает. Уинтон, по словам бабушки, растерялся. «Мне никогда не приходило на ум, что я могу расстаться с Джимми», - сказал он наконец. Затем, раздумывая, он сделал паузу, которая однако не была слишком долгой, принимая во внимание серьезность предложения его матери. «Трудно найти более подходящего человека, чем Маркус, - ответил он. – И уж если выбирать между моей сестрой, как новой матерью Джимми, или какой-то экономкой, которая будет заботиться о нем, ответ очевиден».

И на этом – все.

В разговоре, который продлился меньше минуты, Уинтон Дин отдал своего сына. Контекст сказанного им, то, как именно он отзывается о Маркусе Уинслоу - все звучит так, будто он искал кого-то, кому мог доверить сына. И почти из ниоткуда возникает ответом на вопрос: Маркус. Если Джимми когда-то и чувствовал, что его отец не хотел его, эти опасения должны были подтвердиться, когда он узнал о его решении. Всего за несколько недель Джимми прошел путь от семьи с родителями (и по крайней мере один из них глубоко любил его), до не иметь родителей на ежедневной основе никогда в жизни. Смерть матери сокрушила Джимми. Многие близкие ему люди чувствовали, что он никогда не примирился с трагедией. По стопам этой драмы Джимми, по сути, оказался брошен своим отцом. В некотором смысле Джимми пережил не одну невосполнимую утрату, а две. Никто никогда не узнает, кто оповестил Джимми, что он не останется в Калифорнии с отцом. Трудно представить, что Уинтон выбрал подобное.

Примечательно, что кроме найма экономки Уинтону была доступна еще одна альтернатива. «Я сказала Уинтону, что хотела бы остаться и заботиться о Джимми, - говорит Рут Стегмоллер. – Я бы сделала это ради Джимми. Но Уинтон и его мать переговорили и приняли решение, устроившее их».

После отпевания в Санта-Монике, 16 июля тело Милдред отправили на поезде в Индиану, где все было подготовлено для похорон в мемориальном парке Грант в Марион. Джимми вместе с бабушкой сопровождали тело, в то время как Рут с сестрой вернулись в Индиану на автобусе. В Солт-Лейк-Сити гроб, покрытый цветами, был снят с поезда и помещен на платформу станции как раз напротив окна Джимми. «О, моя мама! Это моя мама! - предположительно сказал Джимми. – Я буду там. Буду стоять прямо рядом с ней». И он сделал это, вместе с медсестрой, пока гроб не перенесли обратно в поезд. Тогда Джимми вернулся на свое место к бабушке. Наконец поезд прибыл в Марион, и на следующий день состоялись похороны. Надгробная плита гласит: «Милдред Мэри Дин/Сентябрь 15, 1910/Июль 14, 1940». Под этими строками Уинтон добавил единственное слово «Жена». Конечно, Милдред Дин хотела бы подписать «и Мать».

После ее смерти перед Джимми открылась новая жизнь. На протяжении многих лет семья и друзья будут защищать решение Уинтона отказаться от сына. Спустя восемнадцать месяцев Уинтона призвали в Медицинский корпус, но это не оправдание перед девятилетним мальчиком, которому был нанесен эмоциональный ущерб, поскольку он считал себя брошенным. Тем не менее другие люди, знавшие Джимми, не симпатизировали Уинтону. «Никогда не могла понять, почему он не удержал Джимми рядом, - говорит Зина Глад годы спустя. – Держу пари, что сейчас он сожалеет об этом. Полагаю, что мало пользы от такого отца, который отослал Джимми жить в Фермаунт».