James Dean. Boulevard of Broken Dreams, Paul Alexander, 1994

Перевод:  Татьяна Маркова для james-dean.ru

Бродвей и Моторола. 1 глава

Шел 1952 год. Всего 10 лет назад Америка присоединилась ко II Мировой войне, войне, которая должна была закончить начатое Первой мировой войной, от той, от которой, в свою очередь, ожидалось, что она навсегда прекратит борьбу во всем мире. Прошло всего 7 лет, с окончания 2 Мировой войны, и вот уже Америка была втянута в новый военный и политический конфликт со страной на другом конце света – Кореей. Коммунисты пытались захватить страну, что для многих американцев виделось попыткой достичь мирового господства. Когда люди поняли, что юные американские солдаты должны ехать в Корею и рискуют там погибнуть, тогда стало очевидно, как плохо справились 2 мировые войны с задачей поддержания мира, в Америке стал проявляться цинизм, особенно среди молодежи. Если Вторая Мировая война не создала продолжительного мира на земле, есть ли шанс у любой другой войны? Некоторые даже говорили о том, что Вторая Мировая сделала мир менее безопасным для жизни. Более того, война подарила обществу игрушку Альберта Эйнштейна – ядерную бомбу и создала угрозу ядерной войны. 

Когда это произошло, большая часть американской молодежи стала развивать новое и тревожное для своих родителей отношение к сексу. Из-за роста населения на земле, секс уже не рассматривался только как метод воспроизводства. Единственная причина заняться сексом была в том, что он или она этого хотели. По мере того, как молодежь отворачивалась от старшего поколения, она стала пренебрегать их убеждениями и предписаниями. Молодежь желала секса, они могли трахаться где хотели и когда хотели. Они могли открыто говорить об этом или нет, это было неважно. Хотя мощь этой сексуальной революции не была вполне очевидна до начала 60-х, молодежь начала 50-х годов была первой в Америке, кто трахался на заднем сидении машины, на парковках кинотеатров под открытым небом, только для того, чтобы получить удовольствие. 

Новый климат вызывающего поведения в обществе позволил небольшим группам людей, таким как сообществу гомосексуалистов, быть более дерзкими в продвижении своих идеалов. Для обычных американцев гомосексуализм был сродни коммунизму, т.к он также разрушал то, что американцы гордо называли «американским стилем жизни». Тем не менее, в начале 50-х годов сообщество гомосексуалистов попыталось форсировать изменения в обществе. Например, в Лос-Анжелесе группа гомосексуалистов основало издание под названием «One – Гомосексуальный Журнал». В сопроводительном письме длинному списку потенциальных инвесторов издатели заявили, что надеются, что журнал будет способствовать устранению общественного пренебрежения и враждебности по отношению к гомосексуальности. Стоит отметить, что издание одного единственного журнала вряд ли позволило бы осуществить такие возвышенные планы. Тем не менее, существование этого журнала показало, то что общественный уклад в Америке претерпевает фундаментальные изменения. 

Для Джимми исследовать свою сексуальность значило отойти хотя бы на время от сексуальных партнеров, которые были у него до этого – доминирующие мужчины постарше или подчиняющиеся ему ровесники. В начале пятидесятых годов в Нью-Йорке, Джимми раздвинул границы своей сексуальности как никогда ранее. У него был дикий и страстный секс безо всяких ограничений с одним танцором. Друг Джимми, красивый голубоглазый блондин имел, конечно, худенькое, но мускулистое тело. Джимми любил, когда тот его трахал медленно, но сильно. Более того, когда Джимми был в определенном настроении, он любил стоять голым в коридоре перед квартирой друга – дверь нараспашку и Джимми лицом ко входу – так, чтобы его могли увидеть, поднимаясь по лестнице, и танцор трахал его там. Джимми поднимал руки над головой во время акта, держась за проем. Потом он отпускал одну руку и играл со своим членом, который, как понял Джимми из опыта со столькими мужчинами – был длинным и толстым, для человека такой миниатюрной комплекции как он. И если он мастурбировал во время секса, то кончал стремительно, его сперма выстреливала прямо в потолок. 

В течение тех месяцев, когда Джимми встречался с танцором, их отношения не стали романтическими, хотя Джимми и виделся с ним довольно часто, смысл их взаимного времяпровождения был только секс. Всегда бывая у друга в гостях, Джимми хотел заняться сексом. Более того, танцор был не единственным партнером Джимми в то время. В Нью-Йорке он был сексуально активен как никогда раньше. Если можно было заняться сексом (практически всегда, это был гомосексуальный акт), ему хотелось это попробовать. Он был настолько беспорядочным в своих связях, что журналист однажды описал его как «быстрый удар кулаком и трахом», потому что говорят, что он использовал все что только можно во время секса. А Кеннет Энгер сказал о нем в своем сиквеле «Голливудский Вавилон»: «[Джимми любил] секс с побоями, сапогами, ремнем и с насилием, все это приправленное ожогами от сигарет (что дало ему подпольную кличку Человек-Пепельница)». Сейчас становится известно, что действительно имея беспорядочные половые связи все эти годы в Нью-Йорке, Джимми преувеличивал, рассказывая о них своим друзьям и знакомым. Но слухи все равно подтверждают тот факт, что он был более чем готов к сексуальным экспериментам. Когда это все случилось, Джимми и вырос как артист. Наверное, в то время он этого не осознавал - и видимо, не осознавал никогда – и это не совпадение, что в то время, как он исследовал свою сексуальность, он начал понимать и неизмеримый потенциал своего таланта в творчестве. 

В начале 1952 года, Роджерс Брэкетт наконец приехал к Джимми в Нью Йорк. Как только Роджерс закончил свою работу в Чикаго, компания Foot, Cone and Belding перевела его в свой офис в Нью-Йорке, как и планировалось, затем на Мэдисон Авеню. Как только Брэкетт приехал в Нью-Йорк, он снял просторную красивую квартиру на Пятой авеню на Западной 38 улице, в районе, не таком шикарном, как верхняя 5 Авеню, но определенно высшего класса. Без сомнения, эта квартира была намного лучше того места, где жил Джимми. Отношения с Брэкеттом были последней попыткой тех старых отношений Джимми, до того как он начал встречаться с молодыми парнями типа танцора, с которым они занимались сексом в дверном проеме, и в 1952 году Джимми переехал к Роджерсу и они возобновили свой роман, начавшийся в Лос-Анжелесе. 

Переезд был нелегким решением для Джимми. Роджерс для него был шагом назад, ибо теперь Джимми искал отношений с ровесниками. Тем не менее, Джимми не смог устоять перед образом жизни, который предлагал ему Роджерс. Они никогда не жили так стильно. Они ели в дорогих ресторанах. По вечерам они ходили на балет или в театр. Когда Джимми мог уговорить Роджерса, они ходили в модные ночные клубы. Одним из любимых клубов Роджерса был клуб Algonquin, где он общался со своими друзьями. Роджерс и Алек Вайлдер могли сидеть в кулуарах клуба час и более, потягивая напитки и болтая с праздными посетителями. Джимми не нравилось болтаться в клубе, но он сидел там из-за Роджерса. На самом деле, почти с самого начала Джимми не был рад совместному проживанию с Роджерсом, он сразу почувствовал отголосок мрачного предчувствия, переезжая. Джимми нравился образ жизни, который они вели – обеды, спектакли, ночные клубы – и в то же время, он не хотел этого. В конце концов, Роджерс и содержал его.

По-другому нельзя описать их отношения. Исследовать свою сексуальность – это одно, другое дело – чувствовать, что тебя используют. К несчастью, именно так стал чувствовать себя Джимми, когда они с Роджерсом жили вместе в Нью-Йорке. В результате Джимми часто был угрюмым и замкнутым в себе, чаще чем когда-либо в прошлом. Его поведение стало настолько отталкивающим, что друзья Роджерса не хотели, чтобы он находился рядом с ними. Вайлдер даже не хотел оставаться с ним в одной комнате. Казалось, что Роджерс единственный человек, кто может поладить с Джимми.

«Джеймс Дин был из тех, кто вам бы не понравился», - говорит Тони Чичелло, работник Alonquin, который знал Джимми. «Он всегда шел позади Брэкита, а не с ним. И сидел он в уголке в то время, как Брэкит и Вайлдер сидели в зале. Этот парень сидел в углу сам по себе. У него всегда была такая ухмылка. Это не было игрой. Это был Джеймс Дин. Если вы ему не нравились, он мог оскорблять вас всю ночь напролет. Он мог бормотать себе под нос маленькие проклятья, говорить «ах ты сукин сын». Угрюмость, одиночество – этот парень был одинок в толпе. Я никогда не видел, чтобы он улыбался. Он никогда не смеялся. Он всегда хотел быть один. Только Брэкит с ним ладил, и ладил очень хорошо. Брэкит его содержал. Не хочу говорить слово «любовник», но они были очень близки.»

Связь Джимми с Брэкитом в Нью-Йорке оказалась недолговечной, недолговечнее, чем надеялся Брэкит. Она могла бы продлиться дольше, но Билл Баст переехал из Лос-Анжелеса в Нью-Йорк после окончания UCLA в мае 1952г. Так они снова жили в одном городе, Джимми не мог не съехаться с ним. Принимая решение, Джимми сравнил свои варианты. Если бы он остался с Роджерсом, тот продолжил бы содержать его и знакомить с влиятельными людьми в бизнесе. Джимми постоянно встречался с людьми из шоу-бизнеса, знакомыми Роджерса и его друзей. Это было важным для Джимми, потому что ничего для него не имело большего значения, чем играть. Но Джимми осознавал, что для того, чтобы вырасти как актер, нужно вырасти как личность, Роджерс просто больше не мог быть катализатором этого роста. Как только Баст приехал в Нью-Йорк, Джимми выехал из квартиры Роджерса, так что он и Билл смогли снять номер в гостинице Iroquois. За комнату с двумя кроватями и отдельной ванной (номер 82) Джимми и Билл платили 90 долларов в месяц, больше, чем они платили за пентхаус в Санта-Монике. Но то была Санта-Моника, теперь они жили на Манхэттене.

С самого начала Билл заметил, что с Джимми произошли произошли изменения. Нуждающийся и неуверенный в прошлом, теперь он стал независимым и решительным. Он стал хозяином положения, он говорил людям, чего он хочет, он никогда не делал этого раньше. «В течение нашей первой недели вместе», - писал Баст, - «Одно мне стало ясно – наши отношения повернулись на 180 градусов. Я уже был не тот, кто твердо стоит на земле, завязший в ложной уверенности. И Джимми был уже не тот, кто ищет у меня ответы на свои вопросы, как это было вначале. Теперь Джимми был главным, и мне это не нравилось. Баст также отметил конкретные вещи, где произошли изменения. В прошлом Джимми мог советоваться с ним по поводу разных вещей, теперь он источал несомненную уверенность в том, что сам что-то знает. Джимми был как «восторженный ребенок, готовящий особенный сюрприз». После пары прожитых недель вместе, Джимми постепенно стал более открытым с Биллом. «Казалось, он пытается мне сказать», - писал Баст,- «Что среди людей могут быть сильные узы, постоянная любовь и сочувствие, что это может быть возможно, если отбросить все поступающие извне банальности, кучу ненужных мыслей, которые их разъединяют. Наверное, это была его формула гармонии».

Со временем Джимми открыл Биллу источник своего недавно обретенного знания. Когда они были одни в номере, он подошел к шкафу, достал тонкую книжицу и протянул ее Биллу, который лежал в кровати. Это была книжка «Маленький принц» Энтуан де Сент-Экзюпери, он держал ее в руках, как будто владел старинным и редким сокровищем.

Он не сказал Биллу, что это Роджерс познакомил его с «Маленьким принцем». Джимми всегда старался, чтобы его друзья не пересекались. Таким образом, он узнавал информацию и не говорил, откуда он ее знает. В тот день он просто сказал Биллу, что ему стоит посмотреть «Маленького принца». «Если тебе повезет, - сказал он Биллу, - ты поймешь кое-что с первого раза. Если нет, ты должен прочитать книгу снова и снова». Джимми так и делал.

Начав читать книгу, Билл узнал, что «Маленький принц» был сказкой про человека, застрявшего в пустыне Сахара, потому что самолет, на котором он летел, сломался. Он встречает необыкновенного человечка, маленького принца. Со своей планеты размером с лошадь, где он владел тремя вулканами, маленький принц отправился в межпланетное путешествие, которое привело его на Землю. Здесь, после напряженных поисков, после долгой беседы с лисом он узнал секрет самого важного в жизни. Прощаясь с маленьким принцем, лис сказал: «Теперь я открою тебе мой секрет, он очень прост: зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь». Когда маленький принц открывает этот секрет человеку в пустыне, это меняет его взгляд на мир. В этот миг он начинает понимать, что физическая оболочка и материальные предметы блекнут в сравнении с любовью, дружбой, духовностью. В конце книги маленький принц возвращается на свою планету, а мужчина покидает пустыню. Годы спустя человек будет вспоминать маленького принца. На предпоследней странице рассказчик, который и есть тот человек, нарисовал пустыню с одной-единственной звездой на небе. «Для меня это самый красивый и самый печальный пейзаж в мире. Здесь появился маленький принц и исчез. Вглядитесь внимательно в рисунок, чтобы узнать это место, если будете путешествовать по африканской пустыне. И если вы придете на это место, пожалуйста, не торопитесь. Подождите, стоя под этой звездой. Затем, если появится маленький человечек, который смеется, у которого золотистые волосы и который отказывается отвечать на вопросы, вы будете знать, кто это. Если так случится, утешьте меня. Напишите мне, что он вернулся». Когда Билл первый раз прочитал книгу, он был очень тронут этой историей. Он тоже часто думал о секрете лиса, что самого главного глазами не увидишь, о маленьком принце с золотыми волосами, который ненадолго посещает Землю, а затем исчезает.

В то время как Джимми и Билл старались достичь более глубокого уровня понимания в духовной жизни, похоже, они становились более близки и в другой сфере. В течении месяцев, проведенных вместе в Нью-Йорке, они стали считать себя парой. Наиболее вероятно, из-за того что Джимми стал чувствовать себя увереннее и агрессивнее, он начал настаивать на сексуальных отношениях, как только они переехали в отель Iroquois. Джимми продолжал свое внутреннее путешествие по самообразованию, «самопросвещению», что он и делал, перечитывая «Маленького принца» снова и снова, также он продолжал исследовать свою сексуальность. Конечно, чем дольше Джимми и Билл жили вместе в Iroquois, тем больше Роджерс осознавал, что потерял Джимми. Но даде понимая это, Роджерс продолжал предлагать Джимми работу и посылал его на встречи с людьми из шоу-бизнеса. Конечно, Джимми был в восторге от стараний Роджерса. Для Роджерса же это была как договоренность с Джимми. Если он сможет дать ему, то что он хочет – работу актера – то Джимми вернется к нему.

Усилия Рождерса были весьма значительны. 21 мая Джимми появился в «Прологе Славы», эпизод Театра Kraft Television. Через 5 дней у него была маленькая, но основополагающая роль в Студии One, эпизоде об Аврааме Линкольне. Хотя неизвестно, как удалось Роджерсу использовать свои связи, чтобы достать Джимми работу, очевидно, что это тон посодействовал, чтобы Джимми сыграл во втором эпизоде 2 июня в «Hallmark Hall of Fame» под названием «Забытые Дети». Через свое рекламное агентство Роджерс был напрямую связан с производством. Даже с этими актерскими работами, Джимми был нужен стабильный доход. Снова придя на помощь, Рождерс сделал пару телефонных звонков и нашел Джимми место ассистента производства на NBC на июль и август. Постепенно у Джимми набралось большое количество впечатляющих киноработ в эпизодах, которые указывали на его способность справиться и с более серьезными ролями. В итоге летом 1952г. Он был готов достичь нечто большего, чем появление в эпизодах телешоу. До того как Джимми переехал в Нью-Йорк, Джеймс Витмор предлагал ему связаться с Ли Страсбергом и подать заявку в Актерскую Студию. Тем летом Джимми пришел к выводу, что достаточно узнал о себе и искусстве быть актером, чтобы пойти на прослушивание в Студию.

«Мы были лучшими друзьями. Мы сказали это друг другу. Мы поняли это. Мы хотели принадлежать друг другу. Единственное, что имело для нас смысл – это искусство. Но у нас не было опыта. Мы были как два беспризорника на улице. Мы просто решили, что сделаем, и сделали это. На более личном уровне, Джимми старался не причинять мне беспокойства, как своим друзьям. Он не хотел, чтобы я разочаровался в нем. Если ему кто-то нравился, он мог себя повести так хорошо, как умел. Если вы ему не нравились, то что ж… Это была весна в Джимми, он мог отвернуться от вас, перепрыгнуть через вас, как будто говорил: «Вы не видите меня. Вы не знаете, что происходит у меня внутри, вы не знаете, что важно для меня». 

Вот как Кристин Вайт вспоминает Джеймса Дина через несколько лет, тот период его жизни, который был и сложным, и творческим одновременно. Они с Джимми были молоды. Они были дерзкие и талантливые. Они хотели достичь всего и в карьере, и в личной жизни. В результате один из них достиг своего максимума (говоря о карьере) и его вклад в искусство пережил как его, так и его друзей. Но это будет после. Летом 1952г. Джимми и Крис, как он ее называл, не думали о будущем. У них и так было много проблем в настоящем. Они знали, о чем мечтают. Они знали, чего хотят. Они хотели стать актерами и поступить в актерскую студию. Когда они немного узнали друг друга, им стало очевидно, что встреча была логичной в их жизни. Конечно, не с первого раза. Их первая встреча была чистой случайностью. 

Они встретились в обеденный перерыв в офисе Джейн Дийси. Джимми зашел туда, чтобы скоротать время и увидел молодую женщину, которая сидела за столом на месте секретаря. На ней был красный свитер и красная бейсболка. Красивая и маленькая, она была очень задумчива. В тот момент она была полностью поглощена печатанием рукописи. Чем больше Джимми смотрел на нее – вообще много ли людей носит кепку в офисах Нью-Йорка? – тем более он был заинтересован. Медленно, почти нерешительно, он подошел к ней. «Привет, - сказал он как можно невиннее, - Ты кто?». Девушка вдруг подняла глаза от печатной машинки: «Ты что, не видишь, что я занята?», - огрызнулась она. Ее грубость ошарашила Джимми. Он просто хотел быть дружелюбным. Он повернулся, прошел в сторону дивана и сел на него. Немного погодя, девушка должно быть поняла, что обидела его. Закончив печатать, она подошла к нему, представилась и попросила прощения. Чтобы все уладить, она предложила вместе выпить кофе. 

В кафе «Голубая лента», прибежище актеров недалеко от офиса Джейн Дийси, лед между ними немного оттаял, и они разговорились. Пока они не спеша пили кофе, Крис, которая была актрисой и ее агентом была Джейн Дийси, рассказала, что печатала на машинке драматическую пьесу, которую сама и написала, называвшуюся «Срывая слои чтобы отыскать корни». Она нагрубила Джимми, потому что очень торопилась напечатать свою рукопись, прежде чем секретарь вернется с обеда. Более того, добавила она, она хотела читать эту пьесу на прослушивании в студии Актеров. По стечению обстоятельств, сцена из пьесы была для двоих, для юноши и девушки. Джимми спросил ее, нужен ли ей партнер для прослушивания, что он тоже актер и приехал в Нью-Йорк для того, чтобы поступить в Студию. Крис была так рада, что тут же захотела репетировать. 

Где они только не репетировали – в Центральном парке, на заднем сиденье такси, в комнате Джимми в отеле. Они не покладая рук работали над пьесой – над сценой, где изображалась жизнь богатой южанки и умного бездомного парня, про их встречи ночью на пляже в течение нескольких недель. Репетируя изо дня в день, Джимми и Крис полностью переработали первоначальный вариант рукописи. Наконец, настало утро прослушивания в Актерскую студию, они и еще 150 полных надежды молодых актеров. Но за минуту до того, как выйти на сцену перед судьями, один из которых был Ли Страсберг, Джимми так испугался, что сказал Крис, что не пойдет. Более того, на сцене требовалось снять очки, и Джимми не видел, куда идет. «Я не пойду туда,- сказал Джимми, - Мы еще не готовы». Отвечая, Крис не стала подбирать слова: «Слушай ты, несчастный, ты не испортишь мне мое прослушивание! Мы сейчас здесь, и мы пройдем! Иди!» Неохотно Джимми пошел. Когда они играли пьесу, судьи были так потрясены представлением, что они не остановили их, когда выделенное им время подошло к концу. (Даже будучи полу-профессионалом, у Джимми были трудности с соблюдением правил прослушивания, так же как и в школе, когда он участвовал в речевых состязаниях). Благоприятный отклик судей был еще более неожиданным, учитывая то, что Студия строго наставляла студентов не идти на прослушивание с собственными материалами, потому что их качество было ниже обычной литературы. Целью прослушивания, настаивала Студия, является оценить способность актера играть, а не его способность писать. Студия – это студия актеров, а не мастерская писателя. Джимми и Крис этого не знали. Все что они знали, завершив пьесу, это то, что они произвели неизгладимое впечатление на судей. «Это было просто, легко, убедительно,- сказал позднее Страсберг об их работе.- Это было высокого качества. Намного больше, чем мы бы хотели видеть от приходящих к нам людей». 

Сойдя с Крис со сцены, Джимми почувствовал облегчение. Он почувствовал себя еще лучше, когда узнал, что он и Крис были вместе приглашены в Студию. В 21 год Джимми был, возможно, самым молодым членом Студии. Он был так доволен собой, что едва ли мог скрыть свою радость. «Я сделал большой шаг в своем мастерстве, - писал он тете Ортенс и дяде Маркусу в Индиану, - спустя месяцы прослушиваний я рад вам сообщить, что я теперь член Студии Актеров. Это самая больая театральная школа. Она объединяет таких великих людей, как Марлон Брандо, Джули Харрис, Артур Кеннеди, Элиа Казан, Милдред Ланнок, Кевин Мккарти, Монти Клифт, Джун Хавок и многих других. Немногие попадают туда, и это абсолютно бесплатно. Это лучшее, что может произойти с актером. Я один из самых молодых там. Если я смогу там удержаться и мне ничего не помешает, я смогу внести значимый вклад в искусство». 

Поступив в Актерскую студию, Джимми далеко продвинулся в своей карьере. Теперь он надеялся, что на правильном пути. В этом смысле, последние несколько месяцев он срывал слои со своей личности, чтобы отыскать корни. Маленький принц, как он теперь называл себя, был полностью готов к лучшему пониманию себя. Это было самое необходимое ему для того, чтобы улучшить актерское мастерство. 

Как только прошли первые уроки в Студии, Джимми почувствовал, как растет его любовь к игре. Первые недели он обучался, наблюдая, как другие актеры играют свои роли. Также он подружился с другими участниками студии, среди них Родди Макдуэл, Лонни Чапман, Вивьен Натан и Дэвид Стюарт. Он чувствовал вдохновение, всего лишь находясь рядом с легендарными фигурами театра, такими как Страсберг или Элиа Казан. Он действительно прошел долгий путь от скромного маленького театра школы в Фермоунте, где он одевался как Франкенштейн для пьесы «Головорез и ветер». 

Тем не менее, Джимми не нравилось смотреть сцены. Он хотел играть. Естественно, он волновался при мысли о том, как подготовить первую свою сцену в Студии, но со временем он достаточно приободрился. Сначала он хотел представить оригинальную пьесу, которые они написали с Кристин, под названием «За рубеж», короткий диалог двух молодых людей, планирующих поехать в Европу. Но за несколько недель до выступления один из актеров отговорил их ставить эту пьесу. Это была студия актеров, напомнил он им, а не мастерская писателя. Поэтому Джимми подготовил монолог из романа «Матадор» Варнаби Конрада, отрывок, который рассказывает о мыслях матадора, готовящегося к своему последнему бою с быком. В то утро, когда Джимми должен был играть эту сцену, полностью изменил свой монолог. Несколько часов спустя, он прочитал отрывок в Студии перед зрителями, в числе которых был Страсберг. Начав играть монолог, он вдруг почувствовал себя неловко, так что даже не закончил его и ушел посреди действия. Что-то подсказало ему, что монолог не работает. Он был прав. Страсбергу не понравилось. Ему не понравилась игра Джимми. Как только Джимми сел на свое место, Страсберг начал весьма жестко критиковать каждый эпизод монолога – его мотивацию, передачу мысли и характеристики. Атака Страсберга была настолько грубой, что, как потом описывал Казан, Дин сидел, как ребенок, готовый вот-вот заплакать, и хмурился. Некоторые присутствующие в тот день участники вспоминали, что Джимми бросил через плечо свою кепку матадора и гордо удалился. Некоторые вспоминают его горечь. «Я не помню критику, но я помню, что это было очень жестоко, - говорит Вивьен Натан, участница Студии, которая была свидетелем этого представления. «Иногда Ли мог быть очень жестоким, особенно если ты был талантлив. Он мог стерпеть посредственность. Он мог даже похвалить ее, потому что ему было все равно. Но если ты был талантлив, он был жесток. Он хотел вытащить из тебя все. Поэтому он не шутил с ним. Он действительно был крут с Джимми. Дэвид Стюарт, другой участник, видел, как Джимми страдал. Как будто с него кожу сняли. Он весь съежился. Дэвид пригласил Джимми на обед, и мы все пошли – Дэвид, мой муж, Джимми и я. Дома Дэвид и Джимми напомнили мне детей, разгадывающие кубик Рубика. Было любопытно, какой потрясающей концентрацией обладал Джимми, когда он хотел добиться чего-то. Что меня поразило в нем, что у него была такая концентрация, которая необходима хорошему актеру, потому что для этого нужно полностью сосредоточиться на том, что вы делаете. В любом случае, как только они это выяснили, Джимми сказал жене Дэвида: «Пойдемте в кино». Они даже не дождались обеда. Они просто пошли в кино. Каким-то образом, тот факт, что ему пришло осознание чего-то, чего бы то ни было, были ли оно в его руках или нет, освободило его. У него этого не было на сцене. А в фильмах – было». 

Работа Джимми над фильмами была для него как передышка. Сначала он должен был обучиться актерскому мастерству. Он не мог научиться этому в Голливуде. Он пытался, но люди в этом бизнесе больше интересовались им в постели, и не могли ему помочь. Очевидно, что Актерская Студия не могла ему больше ничего дать. Вместо этого Джимми будет обучаться мастерству, работая в театре и на телевидении – на Бродвее и Мотороле. 

Это спорный вопрос, был ли Дин первым актером постмодернизма. Можно сказать, что он был первым актером, который сознательно пытался разрушить популярный в то время классический стиль игры, стиль, в котором работали такие разные актеры, как Джон Вэйн и Лоуренс Оливье. Чтобы уйти от классической модели, требовавшей чтобы актер был сосредоточен на целом произведении, нежели на отдельных эпизодах, Дин, наоборот, концентрировался на отдельных моментах. По версии Дина, актер должен достигать своего пика в любой момент нахождения на сцене или на экране – Марлон Брандо и (в особенности) Монтгомерри Клифт поступали также, но он не осознавали этого. Этот метод раскрыл Дину дверь, чтобы создать стиль, который он хотел развивать. Но с его упором на чувства и мотивации, с помощью этого метода нельзя было создать целостное произведение через совершенные индивидуальные эпизоды. На этом уровне произошло столкновение Дина со Страсбергом, потому что метод не оправдывал возложенной на него нагрузки. Ярый приверженник Станиславского, Страсберг не понимал, что делает Дин, а если бы понял, то не одобрил бы. В то время, возможно и сам Дин не мог бы описать то, чего он хотел достичь своей игрой, но он знал одно: у него не было другого выбора, чем неистово бороться с любым разрушающим анализом его игры, даже если эта критика исходила от кого-то знаменитого и имеющего уважение в театре, как Страсберг. «Я не знаю, что внутри меня, - говорил он Биллу Басту, объясняя свою реакцию на нападку Страсберга, - Я не знаю, что происходит, когда я играю. Но если они хотят препарировать меня, как кролика в лаборатории или типа того, я просто не смогу играть снова. Они как будто хотят стерилизовать меня».

Страсберг: «У него не было права порвать меня на части. Вы сшибаете парня с ног и вытряхиваете из него кишки. А может ли актер быть без внутренностей?»

После нападки Страсберга Дин уже никогда не воспринимал студию с прежним энтузиазмом. На время он совсем ее забросил. В 1953г. Джимми играл в постановке «Чучела», режиссером был Фрэнк Корсаро, в театре Де Лис, когда Корсаро, также член Студии, уговорил его вернуться. Также Джимми работал на некоторых импровизациях, режиссером которых также был Корсаро. Он сыграл небольшую роль в «Конце человека», восстановившись в Студии в 1953 году. Он сыграл в «Чайке», показав игру, которую Страсберг назвал «прекрасной». Но потом Джимми сыграл в пьесе «Aria la Caro” – в роли Пьеро в пьесе Эдит Сен Винсент, Страсберг посоветовал ему играть «поближе к себе». В конце концов взаимоотношения Дина со Страсбергом весьма усложнились. Дин был восхищен Страсбергом, за то, чего он добился в театральной индустрии, но он чувствовал обиду за его критику. В итоге, хотя Страсберг был и необыкновенно проницательным в раскрытии талантов, он видимо, неправильно истолковал Дина, так как тот играл так, как никто в то время.

В течение тех месяцев, что Джимми провел в Нью-Йорке, он пытался разнообразить свои интересы, развивая свои таланты в музыке, танцах и литературе. Он брал уроки танцев у Эрты Китт и Катерины Данхам. Он был очарован барабанами, часто сидя один в углу своей комнаты и барабаня часами. Он заинтересовался игрой на пианино и стал брать уроки у Леонарда Розенмана, музыканта и композитора, с которым познакомился через общего друга. «Я чувствовал, что он был одаренным и чутким человеком, - сказал Розенман, - Но у него не было терпения или усидчивости в занятиях. Он не мог понять, почему он не может сесть и сыграть сонату Бетховена, не изучая чего-либо о музыке». На поверхности Дин мог казаться примадонной, барахтающейся в разных стилях искусства, хотя в реальности он развивал свой новый подход в актерской игре. Для Дина все что он изучал в любой форме искусства перетекало прямо в то, что он хотел совершенствовать как актер. Другими словами, его актерская игра не была продуктом повседневной жизни, но была из тех знаний, что он получал, обучаясь литературе, живописи, музыке, танцу.

Конечной целью Дина было достичь более глубокого уровня игры от секунды к секунде, полностью постмодернистская концепция. Его игра целиком могла быть только также хороша, как серия отдельных моментов. Эти моменты могли быть сильны, когда они резонировали с целым диапазоном, чего он и достиг своими личными, интеллектуальными и артистическими стремлениями.

В течение 1952 года, пока Джимми посещал прослушивания в Нью-Йорке, он встретил некоторых людей, которые также пытались получить роли. Однажды на прослушивании в театре Мэнсфилд его знакомый Томми Томкинс познакомил его с молодым актером, который также прослушивался. Высокий, темноволосый и поразительно красивый Мартин Лэндан вырос на другой стороне Ист-Ривер в Квинсе, там жила его семья. Практически сразу Джимми и Марти, как его звали друзья, начали беседу, которая после прослушивания продолжилась за чашкой кофе. Т.к. никто из них не получил роли, на которые претендовали, оба жаловались, что их талант игнорируют. Более того, Джимми и Марти разговаривали на различные темы – актерство, искусство, Нью-Йорк.

В то же самое время Джимми и Диззи Шеридан стали ближе, из-за того что Диззи стала дружить с Биллом, после того как они с Джимми поселились в отеле Ироко. Диззи работала билетершей в Парижском театре, кинотеатре, рядом с отелем Плаза. Денег едва хватало на съемную квартиру, а кем она в действительности хотела быть, это актрисой или танцовщицей. В то время как отношения Диззи и Джимми были очень близкими, они никогда не были больше, чем друзья. Факт, что как только Билл переехал в Нью-Йорк и снова стал встречаться с Джимми, Диззи, казалось, осталась довольна ролью его (Билла) доверенного лица, с кем можно было обсудить его отношения с Джимми.

Остроумная и любящая развлечения, Диззи заняла важное место в жизни Джимми, даже если их отношения не были традиционно романтичными.

Во время осени 1952 г. Отношения, бывшими всякими, кроме платонических – Джимми и Роджерса – могли охладеть от романа к дружбе. Но благодаря Роджерсу Джимми совершил прорыв, который так давно хотел. Роджерс давал Джимми работу. Очевидно, он не хотел останавливаться на достигнутом, возможно, он еще видел это способом вернуть Джимми обратно. Если Джимми чувствовал себя в долгу перед ним, Роджерс полагал, что тот оставит Билла и вернется к нему. В реальности же, для Джимми не были важны мотивы Роджерса, он был только рад, что Роджерс продолжал оказывать ему услуги. Роджерс начал проталкивать особый профессиональный контракт, позволившему бы Джимми продвинуться тем летом. В то время он взял его с собой на выходные, чтобы познакомиться со своими друзьями – Лемуэлем и Ширли Айерс, владельцами огромного поместья на реке Хадсон к северу от Нью-Йорка. Джимми отлично провел время с Айерсами, особенно с Лемуэлем. Естественно, от его внимания не ускользнуло то, что Лемуэль был весьма успешным продюсером на Бродвее, человеком, который сам по себе мог бы запустить карььеру Джимми.

Эти выходные в начала лета были первыми в череде выходных, которые Джимми провел с Айерсами. После этого он стал ездить туда один, без Роджерса. В итоге в конце августа Лемуэль предложил Джимми отправиться в десятидневный круиз на яхте с ним и его женой из Нью-Йорка до Мыса Трески, и Джимми охотно принял его предложение. Когда он рассказывал друзьям о путешествии, он сообщил, что собирается работать в составе судовой команды и подзаработать денег. Кажется, никто из друзей Джимми и не спросил, почему вдруг Айерсы наняли его, когда у него совсем не было опыта, и к тому же, он никогда не плавал на суднах. На самом деле, после путешествия, некоторые из его друзей заподозрили, что на яхте у Джимми был короткий роман с Лемуэлем. В прошлом Джимми не стеснялся оказывать кому-то свои услуги сексуального характера, чтобы подстегнуть свою карьеру, хотя ему и был противен тот факт, что он должен это делать, для того чтобы пробиться. В Голливуде бы не одобрили секс чтобы получить работу, но если это было нужно, он делал это. В этом случае, возможно, секс был просто сексом, без обязательств. Что бы ни случилось на яхте, по каким бы то ни было причинам, Лемуэль Айерс знал, что Джимми был молодым актером, который жаждал роли на Бродвее. Айерс был, самой вероятной фигурой из всех встреченных Джимми людей, кто мог бы дать ему роль, если бы захотел.

Пока Джимми был на яхте, Билл перевез их вещи в квартиру, которую ему сдала в субаренду знакомая пара. Сразу после возвращения Джимми из морского путешествия, пара также возвратилась в Нью-Йорк, раньше, чем ожидал Билл, и Билл с Джимми были вынуждены опять переехать. На этой раз они остановились в гораздо меньшей квартире. Они еще не привыкли жить на новом месте, в тот вечер, когда Джимми, Билл и Диззи ужинали в закусочной, и Джимми предложил поехать на ферму в Индиане, и прямо сейчас. «Вы оба полюбите ее, - сказал Джимми, - Там чисто, свежо, много деревьев и открытых полей. Куча вкусной еды, курица, стейк и все такое. У нас есть коровы, свиньи, все, что надо». «А лошади есть?» - спросила Диззи, которая очень любила лошадей. «Да» - ответил Джимми. «Тогда поехали,- сказала она.

Так они и сделали. Как только они решили, как Билл объяснит свое отсутствие на работе в CBS, где он работал уже несколько месяцев. (Было решено, что кто-то будет звонить за Билла и говорить, что тот болеет, каждый день его отсутствия), и как они будут платить за дорогу в 800 миль от Нью-Йорка до Фермонта (они будут путешествовать автостопом), они были почти готовы ехать. «Мы втроем проедем 800 миль до Индианы и обратно?»- спросил Билл со страхом, - «Это смешно. Никто нас не возьмет. У нас всего 10 долларов. Вдруг мы где-нибудь застрянем?»

Вопрос был резонным. Но, несмотря на это, на следующее утро, Джимми,

Билл и Диззи сели на автобус, который повез их с Манхэттена до Нью-Джерси. Им даже не пришлось долго стоять на шоссе, как их подобрал кто-то по пути на запад. К 10 часам вечера, как только первый шофер довез их, а второй взял их, они добрались лишь до платной автомагистрали в Пенсильвании, все еще далеко от Фермонта. К счастью, еще один водитель подвез их. Пока они ехали, водитель рассказал им, что его зовут Клайд Микалох, он ловец для Питсбургских пиратов, и куда он собирается ехать – в Айову участвовать в игре на выставке. Он может довезти их до Де Монеса, сказал он. От этого было бы совсем недалеко до Индианы. Перед расставанием Клайд угостил всех троих ужином в придорожном кафе. Потом, когда он оставил их на обочине шоссе, Джимми, Билл и Диззи почувствовали, что у них появился новый друг в лице Клайда, были какие-то эмоции в том, как они попрощались. От Де Монеса Джимми с друзьями поймали машину без особых проблем. Как только они вышли из машины перед фермой Вислоу, Джимми был полностью в своей стихии. Он был доволен и счастлив, что вернулся обратно в Фермонт.

Несколько последующих недель Джимми наслаждался на ферме у себя дома. Он гонял на своем старом мотоцикле по пастбищам и местным дорогам, поражая Билла и Диззи своими водительскими способностями. Он долго беседовал с тетей Ортенс и дядей Маркусом, когда они сидели за столом после ужина. Он играл в свои игры с Марки, который теперь был уже большой – ему было 9 лет, Марки интересовался рисованием акварелью, что одобрял Джимми. Однажды утром Джимми отправился в школу навестить миссис Брукшир, которая была так рада видеть его, что позволила ему провести занятие в театральном кружке. Но больше всего, за время что они провели в Фермонте, Джимми и его друзья просто наслаждались жизнью за городом. Они ели приготовленные дома обеды. Они спали намного спокойнее, чем в городе. Они проводили часы, бродя по улицам в самое красивое время года в Индиане – осенью. Эти трое могли бы остаться там подольше, но час Джимми пробил в виде телефонного звонка от Джейн Диси в Нью-Йорке. Лемуэль Айерс проводил прослушивание в шоу на Бродвее под названием «Посмотрите Ягуара» и он хотел, чтобы Джимми попробовал. Что бы ни произошло на яхте в конце августа, сейчас дало свои плоды в начале октября. Джимми не мог отменить прослушивание, и, отдохнувшие и хорошо накормленные, он, Билл и Диззи отправились автостопом 80 миль обратно в Нью-Йорк.

Как только они вернулись, Джимми начал изучать «Посмотрите Ягуара». Это была экзотическая история, на сельском Юге, пьеса была написана Н. Ричардом Нэш, в центре повествования Вэлли Вилкинс, 17-летний мальчик, над которым доминирует властная мать. Она настолько параноидально убеждена в том, что общество причинит вред ее сыну, что запрещает ему покидать ферму. Однажды она даже запирает его в ледохранилище, чтобы он не смог уйти от нее. Когда она умирает, Вэлли не знает, что ему делать в жизни. Вскоре он приезжает в ближайший городок, только для того, чтобы быть обманутым молодой парой, Жанной и Дейвом. Отец Жанны владеет небольшим зоопарком на обочине, где держат таких животный, как ласка и ягуар. Пьеса заканчивается, когда Вэлли нечаянно убивает ягуара, и чтобы отомстить, отец Жанны запирает его в клетке животного. «Посмотрите Ягуара», написано на клетке, где сидит Вэлли. В тот день, когда Джимми прослушивался на роль Вэлли, это один из самых искалеченных персонажей, которых может сыграть актер, он почувствовал, что добрался до самой сути мальчика. Это было так волнующе и убедительно, что Айерс и Майкл Гордон, директор шоу, согласились. Они были настолько восхищены игрой Джимми, что несколько дней спустя позвонили Джейн Диси, чтобы сказать, что предлагают Джимми роль.

13 ноября, после короткого периоды репетиций «Посмотрите ягуара» начался с пробных выступлений в Нью Хэвене, Коннектикут, в театре Парсонс. Кроме роли наивного фермерского мальчика, Джимми также должен был исполнять песню «Зеленый вереск, голубой огонь», написанную

специально для шоу Алеком Вайлдером, кто также был близким другом Айерса. Через 3 пробных представления в Нью Хэвене «Посмотрите ягуара» открылся на Бродвее 3 декабря 1952г. Отзывы были ужасными. «Нью Йорк Таймс» охарактеризовала пьесу как «многословную, говорящую ни о чем». «Нью Йорк Пост описала ее как «полноую ничего не значащих звуков и ярости». «Нью Йорк Джорнал» насмехался: «Если вы хотите посмотреть «Посмотрите ягуара», тогда вам лучше поторопиться». Хотя они и раскритиковали пьесу в пух и прах, к игре Дина они отнеслись намного благосклоннее. «Пост» сказала: «Дин совершил подвиг, сделав роль маленького бродяги достоверной и не вызывающей смущения». «Нью Йорк Геральд» назвала его игру «необычной, в самой невероятной роли». С такими нелестными оценками «Посмотрите ягуара» закрылся 6 декабря, всего с тремя официальными представлениями на своем счету.

В то время Джимми беспокоили и другие трудности, связанные с профессиональной деятельностью. Во время проб для «Посмотрите ягуара», он попросил Джона Стикса, своего друга, закончившего театральный факультет в Йеле и члена Студии актеров с 1950г., придти посмотреть шоу. «Я не знал, какую роль он играл, -вспоминает Стикс, - но я увидел достаточно, чтобы пригласить его на прослушивание пьесы, режиссером которой я был, «В летнем доме», написанную Джейн Боулз. Боулз писала эту пьесу 10 лет. Она была не без изъянов, но блестящей. Там было 2 молодых проблемных персонажа – Молли и Лайонел. Джимми, казалось, был идеален для роли Лайонела. Джейн находилась в аудитории, где велось прослушивание, и мы оба были без ума от него. Но продюсер сказал, что он не хочет «говна от актерской студии». Это была моя первая постановка на Бродвее, и я не знал, как лучше поступить, и упустили возможность познакомить широкую публику с талантом Джимми». Хотя «Посмотрите ягуара» и закрылся, и Джимми продолжал терять роли, которые хотел заполучить, он постепенно достигал цели, о которой так долго мечтал. Он был на волосок к тому, чтобы его его серьезно начали воспринимать как актера.

Другие актеры понимали это в нем тоже. «Я была в «Кромвеле» однажды, - рассказала Сильвия Майлз, которая сама начинала карьеру в шоу-бизнесе в середине 50-х годов, - Я разговаривала с подругой, как вдруг почувствовала странный запах. Я обернулась, а там стоял Джимми Дин с сигаретой, и она прожигала дыру в моей куртке. Он с кем-то говорил и не заметил, что прожигал дырку в воротнике моей новенькой куртки от Боргано. Я сказала: «Ты испортил мою куртку от Боргано. Что мне делать?» А он сказал: «Ну, я не собираюсь покупать тебе новую. Отрежь воротник». Так я и сделала. В конце концов, это было в то время, когда он играл в «Посмотрите ягуара». Даже тогда я уже знала, что он станет великим актером, я знала это, потому что он был сильно погружен в себя. Любой погруженный в себя актер должен стать великим.»

Весной 1953г., пока он боролся, чтобы пробиться в шоу-бизнесе, Джимми встретил мужчину, с которым у него могли бы быть страстные и гармоничные отношения, если бы их жизненные обстоятельства в то время были бы иными. 19 –летний худенький блондин имел такое невинное мальчишечье лицо, что приглянулся Джимми с первого взгляда. Мало кто из молодых людей был столь же привлекателен, как Джимми. Один из них был Джонатан Гилмор.