Источник

Джон Хоулет «Дикий сердцем» / John Howlett. James Dean. A Biography. L.Plexus, 1975

(Искусство кино [год ?] / Сканирование и spellcheck – Е. Кузьмина, перевод Нины Цыркун

Джеймс Дин умер, когда ему было двадцать четыре года. Он сам предсказывал себе раннюю смерть. Дин разбился на своем «порше-спайдере» по пути к стартовой площадке для мотоциклетных гонок, став жертвой обыкновенного дорожного происшествия. К этому времени он проработал в Голливуде всего полтора года, а в прокат успел выйти только один фильм с его участием. Но эта единственная картина сделала его культовой фигурой поколения, а смерть вызвала массовую истерию, какой не наблюдалось со времен Рудольфа Валентино. То было исступление особого рода, сродни некромантии, и кое-кому оно принесло неплохие барыши. Болезненная природа его культа должна была бы, казалось, губительно сказаться на имени и репутации Джеймса Дина. Этого не случилось; напротив, именно с Джеймса Дина началась история поп-культуры. Элвис Пресли, Бадди Холли, Малыш Ричард, Эдди Кохрейн, Боб Дилан — все они поклонялись Джеймсу Дину, почитали его как кумира. Название его второго фильма, вышедшего на экраны через две недели после смерти актера, точно определяет то, что можно было бы назвать его имиджем: «Бунтарь без причины».

Джеймс Байрон Дин родился 8 февраля 1931 года в маленьком промышленном городке Мэрион, что в пятидесяти милях на север от Индианополиса. Мать дала ему имя акушера, принимавшего роды, и в качестве второго — фамилию своего любимого поэта.

Живая, миловидная, юная мать стремилась создать в доме атмосферу для развития талантов ребенка. Она читала ему стихи, играла на рояле, брала с собой на прогулки за город. Когда мальчик подрос, они вдвоем смастерили кукольный театр. А потом Милдред Дин купила сыну скрипку, и он стал брать уроки музыки, хотя особого дарования не проявлял.

Мать и сын жили своей тайной жизнью, в которую отец Джеймса, зубной техник Уинтон, посвящен не был.

Когда Джимми исполнилось шесть лет, отца перевели на работу в госпиталь для ветеранов в Лос-Анджелесе. Семья поселилась в Санта Монике, и мальчика зачислили в частную школу Брентвуд — всего лишь одна автобусная остановка отделяла от Бербенка и Сансет бульвара, где мечтам матери о блестящем будущем сына суждено будет сбыться, но, увы, слишком ненадолго.

Через два года Милдред тяжело заболела. Отец пытался подготовить Джеймса к неотвратимости утраты. Как ни странно, болезнь, а затем смерть матери углубили пропасть между отцом и сыном. Бабушка настояла, чтобы внука отдали на воспитание ей. Ему было девять лет, когда он простился с отцом и вместе с Эммой Дин отправился на ферму в Индиане. Гроб с телом матери отправили багажом, чтобы похоронить останки на родной земле. Никто не видел Джимми плачущим. Единственный человек, с которым он мог бы поделиться своим горем, покинул его навсегда.

«У нас было большое хозяйство, — рассказывал Джеймс голливудской хроникерше Гедде Хоппер, — и покуда за мной присматривали, я пахал как одержимый. Но как только зрители покидали площадку, я ложился в тенек и бездельничал. А потом познакомился с одним парнем из Мэриона, и он научил меня бороться, драть кошек и прочим штукам, всему, чем ребята занимаются под заборами. И я начал жить».

Вскоре в семействе произошло прибавление: у Джимми появился двоюродный братец; в очередной раз он отдалился от взрослых. Наступала пора серьезного самоутверждения.

Одним из первых знаков самоутверждения стал дешевый мотоциклет «хвиззер». На этом драндулете мудрено было угробиться, и Джимми с упоением носился на нем, распугивая коров, что плохо сказывалось на надоях. Кроме того, семья несла потери в виде разбитых очков — Джеймс был близорук.

Настоящий кураж пробудил в нем приходской священник преподобный Джеймс Де Уирд. Этот израненный в боях и награжденный орденами ветеран второй мировой, участник Итальянской кампании, был одним из немногих окрестных жителей, кто повидал мир за пределами округа. «Пурпурное солнце» и «Серебряная звезда» вызывали восторг ребятишек, и отец Джеймс дружил с ними и брал с собой в Индианополис на мотоциклетные гонки, а также показывал любительские фильмы о бое быков в Мексике. Он не только привил Джимми Дину любовь к тому и другому, он помог ему примириться с уходом матери. «Я научил Джимми верить в личное бессмертие. Он отныне не боялся смерти, ибо, подобно мне, верил, что смерть — всего лишь победа духа над материей».

Настроения Джимми, наверное, лучше всего отразились в его рисунках. Два из них он долго возил с собой, и их видели многие его знакомые. На одном была карикатура — человек-пепельница, вместо головы у которого был провал, из него торчала гигантская сигара. Другой назывался «Мужчина в женской утробе»: обтянутый зеленой кожей скелет, стоя в жиже, вытекающей из сточной трубы, протягивает руки не то в страхе, не то в мольбе. И ноги его тонут в засасывающей грязи. Эта странная картина представила бы интересный материал для психоаналитика.

Когда Джимми закончил школу, отец пригласил его в Лос-Анджелес. Джеймс хотел поступить в университет Южной Калифорнии, изучать театральное искусство. Отец возражал и убедил сына записаться в колледж в Санта Монике для подготовки в юридическую школу.

В конце летних каникул, которые он провел на ферме у дяди, Джимми поехал в Мэрион чтобы посмотреть последний фильм — кинодебют актера, о котором шумели в Лос-Анджелес Марлона Брандо. Это была картина Фреда Циннемана «Мужчины».

Дин был заворожен. В своем еще полудетском сознании он совершенно слился с этим не желавшим вписываться в рамки общепринятого бунтарем, с этим красавцем из нью-йоркского театра — с его простецким выговором, джинсами и независимостью от голливудской системы. А еще более важным было то, что Брандо показал Дину новое измерение актерской игры — это была не просто декламация, не просто воплощение, это было введение в роль настоящей живой жизни, какой-то невиданный уровень достоверности, правды, понимания человеческого поведения. Дин узнал, что, готовясь к роли, Брандо месяц провел в палате для парализован раненых бойцов. Это произвело на Джимми неизгладимое впечатление: оказывается, актерское искусство сродни истинному постижению жизни со всеми ее тяготами.

Факультет театрального искусства Южнокалифорнийского университета обладает значительными преимуществами по сравнению с другими такого рода институциями, бедствующими и плохо оборудованными. Благодаря удачному соседству здесь налажен доступ в костюмерные и бутафорские цеха голливудских студий, поэтому студенческие постановки, внешне по крайней мере, выглядят не менее пышно, чем бродвейские спектакли. Но и попасть в состав участников было непросто. Тем не менее уже через месяц после поступления в университет Джимми получил интересную роль в «Отелло».

Успехом это не ознаменовалось. Студенческая газета «Спотлайт» отозвалась о Дине довольно кисло. Но прорвавшаяся в исполнении естественная страстность обратила на себя внимание присутствовавшей в зале Изабел Дресмер, независимого актерского агента. Она пришла за кулисы и сказала, что он может, если пожелает, рассчитывать на ее услуги.

Дин уговорил своего однокурсника Билла Баста поискать вместе с ним какое-нибудь дешевое жилье. Баст, как и Дин, был чужаком в Калифорнии, оба они приехали со Среднего Запада, и хотя впоследствии Баст оставил актерство и стал писателем, дружба их продолжалась. Через пять лет после гибели Дина Баст написал о нем книгу. У них были подружки — Жанетта и Джоанна, с которыми они провели Рождественские каникулы.

В январе 1951 года они прочесали Санта Монику и нашли симпатичный домик с тремя комнатами и видом на океан. Это было ужасно дорого, но слишком хорошо, чтобы отказаться.

Выплата аренды за первый же месяц подрезала их под корень. Началась борьба за существование. Баст устроился швейцаром в штаб-квартиру СВS и понемногу начал принимать участие в радиопередачах. Туда же он притащил и Дина, вместе с которым они озвучили немало радиодрам.

Центр активности Джеймса переместился за пределы факультета. Он вошел в число начинающих актеров, сгруппировавшихся вокруг Джеймса Уитмора, выученика Ли Страсберга и Элиа Казана, с удовольствием передававшего молодежи секреты «Метода» — системы Станиславского. Кстати, с Уитмором его тоже свел Баст. В течение двух лет лос-анджелесской жизни он оставался его единственным другом, помогавшим хоть как-то справиться с реальностью, в лицо которой он не мог найти силы открыто взглянуть.

Кроме работы на радио и в массовке на голливудских студиях, ничего не подворачивалось. Уитмор и радиопродюсер Роджер Брэкет советовали ему: поезжай на Восток, там настоящая театральная жизнь. Там можно выучиться на настоящего актера. Поезжай, пока не пустил корни.

Однажды, вернувшись домой, Билл Баст нашел под дверью записку: «Звонил мистер Дин. Он уехал в Нью-Йорк».