Источник

Джеймс Дин – слишком красивый, слишком молодой. Вечный тинейджер и первый трагический киногерой. Люмпен и денди в одном лице. Родоначальник стиля  cool, превративший самоистребление в религию

Лет 25 назад комсомольский журнал «Ровесник» вдруг перевел и опубликовал вменяемую историю рок-н-ролла. Начиналась она, на диво, не с Элвиса, а с фильма Николаса Рея «Бунтарь без идеала» (1955) с Джеймсом Дином в главной роли. Была даже фотка: блондинчик в черной кожанке прислонился к какому-то столбу. За его спиной – фасад кинотеатра с рекламой «Бунтаря». 

Много лет я был уверен, что этот смазливый типчик и есть Джеймс Дин. И что выделывал он в этом самом «Бунтаре» коленца, какие не снились и Игги Попу. Не случайно же Джон Леннон сказал: «Без Джеймса Дина не было бы The Beatles». А его «черную кожанку» журналисты натягивали на всех, кто жил быстро и умер молодым, как Збигнев Цибульский или Виктор Цой, «красные» «бунтари без идеала». Одна беда: Дин никогда не появлялся на экране в черной коже. Да, он превращался из пай-мальчика в «бунтаря», скинув костюмчик и натянув куртку, но только красную и нейлоновую. «Черная кожа» – явное и ложное отождествление Дина и Марлона Брандо, нарцисса, главаря мотобанды из «Дикаря» (1953) Ласло Бенедека. Впрочем, Брандо ассоциируется скорее с узорчатой курткой из змеиной кожи. А для Дина он был идеалом, кажется, не только артистическим, но и сексуальным.

«Может, тебе лучше куда-нибудь уехать?» – задумчиво советовал шериф Кэлу, герою Дина в фильме Элиа Казана «К востоку от рая» (1955). Хороший мальчик Джимми послушался. В «Бунтаре без идеала» скандалы героя Дина с родителями заканчиваются удручающе одинаково. Джим Старк выбегает из дому, хлопнув дверью. За кадром – шум отъезжающего автомобиля. 

Дин уехал, не оставив адреса, за исключением адреса кладбища в городке Фермаунт, с которого какие-то кретины регулярно воруют надгробный камень. Интернет по сю пору предлагает всем желающим обратиться к Дину с письмом, хотя еще 30 сентября 1955 года на калифорнийском шоссе Салинас 24-летний Дин на скорости 160 км/час, сидя за рулем двухместного кабриолета «порше-спайдер», вылетел на встречную полосу и шикарно разбился насмерть. Он успел стать звездой, но не дожил до премьеры двух из трех фильмов, в которых сыграл. По иронии судьбы, за 2 часа и 15 минут до гибели его уже штрафовали за превышение скорости, хотя он лицемерно говорил актеру Гигу Янгу: «Я много и бессмысленно рисковал на шоссе, теперь я чрезвычайно осторожен».

Полвека спустя прогулка по интернету поражает. Треть сайтов, где упоминается Дин, посвящена автомобилям. Еще треть – гей-сайты: Дин был бисексуален. Фанаты должны молиться не на Дина, а на роковой автомобиль, прозванный им «маленьким ублюдком». За то, что «ублюдок» позволил Дину попасть в книги рекордов: он – один из пяти актеров, номинированных на «Оскар» за дебют, и первый, кто номинировался посмертно. За то, что обрубил карьеру Дина на взлете, не дал превратиться во «второго Брандо», обрюзгший памятник самому себе и системе Станиславского. За то, наконец, что историю рок-эпохи начинают именно с него. 

Дин был не просто «звездой», а звездой падающей. Траектория его взлета – траектория падения. По его «вине» самоистребление стало религией масскульта. В «Автокатастрофе», романе Джеймса Балларда и фильме Дэвида Кроненберга, адепты садомазо-секты инсценируют великие аварии прошлого, начиная с гибели Дина, как крестьяне инсценируют на Пасху страсти Христовы. Американский святой погибает на скорости 160 км/час.

Дин – «святой No 1», святее Монро, Кеннеди, Моррисона. Не случайно в 20 лет в забытом сериале он сыграл Иоанна Крестителя. Дин – первосвященник, чья посмертная маска хранится в Принстонском университете рядом с посмертной маской Бетховена. Впрочем, Дин предпочитал Рихарда Вагнера: в «Бунтаре» арестованный Джим нервно насвистывает «Полет валькирий». 

Дин был первым тинейджером, ставшим трагическим киногероем. Поклонник Сент-Экзюпери, он остается иконой для нервных подростков, верящих в двусмысленности типа: «Мы в ответе за того, кого приручили». 

Дин был первым в Голливуде актером-андрогином: вещь, немыслимая в эпоху Джона Уэйна и Хемфри Богарта. После исполнения им роли прозревшего слепца в школьном спектакле на Рождество 1945 года учителя шептались: «Он слишком красив для мальчика». Он был и первым премьером-мазохистом. Черт его знает, справедливо ли его окрестили «человеком-пепельницей»: якобы он обожал, чтобы партнеры гасили о него сигареты. Но то, что на экране он страдал так, как не снилось никакой Гарбо, несомненно. Черт его знает, правда ли, что Дин, тогда еще снимавшийся в рекламных роликах Pepsi и штудировавший Станиславского, любил совокупляться с любовником на лестничной клетке, на глазах соседей. Но он, бесспорно, считал душевный эксгибиционизм мерилом актерского мастерства. 

Дин был первым, кто, позируя фотографу, прошелся по Нью-Йорку развинченной походкой люмпен-денди, в куртке, спадающей с плеча, как плащ Чайльд Гарольда. Недаром же полное имя, которое дала ему мать, поклонница поэзии, – Джеймс Байрон Дин. Растрепанные волосы, блуждающий взгляд, сигарета, повисшая в углу рта, свитер, которым на одном из снимков Дин закрывает нижнюю часть лица: такой стиль окрестят словечком cool. Дин был первой голливудской звездой, впервые представшей перед зрителями не «на коне», а в облике бессмысленного, в доску пьяного подростка, валяющегося в придорожной канаве. Короче говоря, Дин, курносый, голубоглазый шатен с капризными губами младенца и бровями венецианской девственницы эпохи Возрождения, был и остается первым и единственным, хотя и множество раз клонированным, «искореженной, но прекрасной душой нашего времени», как назвал его Энди Уорхол. И все это только благодаря распроклятому «порше».

Вряд ли он мечтал о посмертной славе и искал смерти, как положено человеку по имени Байрон. Веревочная петля, украшавшая его комнату, и фотография, на которой, лежа в гробу, Дин выбрасывает два пальца в знаке победы, – это дендистское кокетство. Дин хотел славы при жизни, чуть ли не с детства хотел и старался стать лучшим актером. На съемках «Гиганта» Джорджа Стивенса, фильма, в котором Дин, продемонстрировав достойное Николая Черкасова умение стареть на экране, старательно сыграл закомплексованного изгоя, чудом разбогатевшего на нефти; он вел себя, как искушенный мастер, резко противопоставивший себя всем прочим, включая Лиз Тейлор и Рока Хадсона. Впрочем, это ему аукнулось: и Стивенс, и Казан заявили, что никогда в жизни не будут снимать этого парня. Да и он сам что-то бормотал о нежелании зацикливаться на актерстве, необходимости узнать жизнь со всех сторон. Планировал досконально изучить ремесло тореадора: он сочинял пьесу о пропоротом быком тореро, испытывающем страх перед ареной. Впрочем, знаменитая дуэль на настоящих, а не бутафорских ножах в «Бунтаре» уже была снята, как бой быков. 

Выживи Дин, не светила бы ему и слава бунтаря №1. «Бунтовщик» напоминает перестроечные фильмы о «неформалах», заманивших в свои сети не поладивших с родителями, но чистых подростков. Настоящие бунтовщики – враги Джима, «злые парни», берущие его на «слабо», вовлекающие в смертельные игры. По сюжету «Бунтарь» – брат какой-нибудь «Трагедии в стиле рок». Но есть принципиальное отличие: Рей, блудный сын Голливуда, снял пошлую историю как великий балет смерти.

Во всех фильмах герои Дина в буквальном и переносном смысле стоят на коленях, вымаливают родительскую любовь. В фильме Казана он пытался подкупить отца нечистыми деньгами, страдал оттого, что мамочка не умерла, как он полагал, а жива, здорова и заправляет борделем. В «Гиганте» вымаливал любовь женщины, а не получив ее, то гваздался в нефти, то рушил, состарившись и разбогатев, этажерки с коллекционными винами в своем погребе. И никогда, никогда не добивался того, о чем молил. 

Это и есть секрет Дина: он первым сыграл абсолютного лузера, неизлечимого неврастеника, который ломился в недоступный рай. Был первым актером, герои которого всегда неадекватны сами себе. А великим бунтарем стал посмертно: миллионы тинейджеров переняли его больной взгляд из-под дрожащих ресниц, манеру застегивать молнию на куртке и в отчаянии лупить кулаками неодушевленные предметы, как лупил Джим стол в полицейском участке. Захотев, в подражание ему, казаться неадекватными реальности, они стали неадекватны ей и изменили мир. Это имел в виду Мартин Шин: «Брандо изменил то, как люди играют, а Дин – то, как они живут». Но заслуга в этом принадлежит «маленькому ублюдку», подарившему Дину быструю смерть и вечную молодость.